(no subject)
Во второй лунный день, когда ветер приносит с ледников колючий запах отразившихся в них звезд и бросает в глаза, так что становится сложно поднимать веки, за которыми плещутся стайки ледяных рыбок, а ресницы падают на ладони, складываясь черными штрихами рунных знаков, и по ним можно узнать, что за свет отделяет тебя от тебя; звезды и зыбкие двойники просят воды, кусают за пятки ребенка, который пьет на ночь молоко с каплями жидкого солнца и медом, читает старые сказки в потрепанных переплетах, смотрит через темноту как через окно, а на подоконнике оставляет гореть синюю свечку для горьких бездомных снов; во второй лунный день, прозрачный как звон колокольчиков, он отдаст несколько монеток из правого кармана первому встречному, в чьи волосы вплетены разноцветные нитки, а в улыбку слепой летний дождь, и рисунок на ладонях начнет изменяться, так, что потом, взглянув в зеркало, он не узнает своего лица, вместо него узнает лица тех, кто своей гордостью кормит огонь, а затем рисует углями на потолках карты тайных выходов человеческих душ, которые становятся входом, если потерять свое отражение среди обжигающих как адрак взглядов бога, что опускаются и сразу же тают на узких разбитых тропах. Ребенок увидит сказку о ласковых водах юных океанов, а тебе придется собирать маленькие радуги вдоль мостов и каналов, там, где в воздухе металлический привкус чужого неба смешан с песком, где рябь на воде и без ветра дрожащие листья, слова чужого, тягучего древнего языка. Твой сон похож на патоку, сквозь него слышно, как растут города и ходит по кругам их время; твой сон прозрачен и тёмен, ты сквозь веки видишь ростки яркого света, которые проклевываются через темечко и мягкую ямку на шее, пока глаза твои не перекатятся - капля за каплей - в серебряный кувшин у изголовья. До восхода ты проснешься слепым, наощупь найдешь желанную звездами воду, в которой плавился шепот тысячи голосов, сделаешь глоток и прозреешь, чтобы приветствовать солнце.