Месячник КРЕЯ и КРАСНОГО КРЕЯ (Электроника СС БИС)
часть x'25, 3-й месячник, надеюсь ежегодный,
часть 1 сборника воспоминаний о проекте Электроника СС БИС
Вот как виделся этот проект в памяти Олега Гурковского на 3 декабря 2011 г. в 9:25. Он достаточно много сидит в ФБ, если кто-нибудь там зарегистрирован, может призовёт человека поделиться воспоминаниями ещё.
"Если ты такой умный, то почему ты такой бедный?"
Первая серия из сколько достанет терпения.
Мысль, которая меня тревожит и вынесена в заголовок, имеет заокеанское происходение и её применимость у нас в России иногда сомнительна. Я постараюсь не навязывать своё видение понимания этого суждения. Многие из событий моей жизни можно рассмотреть с этой "кочки зрения". Я постараюсь первично не обсуждать результатов, но в комментариях готов обсудить.
Приношу свои извинения тем, кому по терминологическим причинам будет поначалу, может быть, трудно читать и разбираться в сути написанного, но имейте в виду, что это слегка о технике, а куда более о нас в ней!!)) Пожалуйста, реагируйте и просите поянить неясное: нам с Вами будет проще и понятнее взаимодействоать!!!)) ФэйсБук не литература и приятен обратной связью: не оставляйте, пожалуйста, меня без неё!!!)
В середине 80-х, когда уже вовсю шла перестройка недоразвитого социализма в «разитОй» социализм, я от Миши Дрыгина услышал впервые сентенцию американского происхождения: «Если ты такой умный, то почему ты такой бедный?». Миша был одним из моих лучших студентов-дипломников самого первого кадрового пополнения моего коллектива в НИИ «Дельта», который возник в октябре 81-года. Трех первых студентов из МИРЭА Ланцева, Дрыгина и Шаталина я по первым буквам определил как «ЛанДрыШи» или ШаЛанДры», посмеялись, а уж потом они со мной поделились, что для меня тоже было кодовое обозначение: «соковыжималка». Может моё понимание происходившего и неверно, но, как мне кажется, я не занимался принуждением к труду, а пытался, подобрав заводную команду, вкалывать больше других, показывая как надо идти к успеху общего дела.
Страна только начинала переходить на новое «мЫшление», когда богатым уже разрешалось быть не только в плане «духовного богатства». Работа, которую выполняло наше отделение, была инициирована и размещена в НИИ лично министром Электронной Промышленности, финансировалась и отслеживалась приоритетным порядком. Задача отделения была в создании суперкомпьютера для разработки больших интегральных микросхем для отечественной цифровой и аналоговой микроэлектроники. Та часть общей задачи, которую я взвалил на себя и свой коллектив, состояла в разработке аппаратуры контроля узлов, из которых должен состоять суперкомпьютер, имевший условное название «Электроника СС БИС». Видимо, СверхСкоростная для больших интегральных схем. Одна их моих разработок должна была называться установка функционального контроля (УФК).
Я подключился к началу работ отделения №6 в НИИ «Дельта» с опозданием около года, когда уже были приняты решения по конструкции узлов и планируемой элементной базе новой разработки. Принятые конструкционные решения мне показались неоправданно усложнёнными. Более того, начиная с опозданием свою разработку, я должен был свою работу окончить до сборки опытного образца «Электроники СС БИС». Если принять к реализации предлагавшуюся конструкцию, то мне предстояло выгребать все сложности и сомнительные технические решения, принятые ещё до моего прихода. Новая элементная база была еще в проекте, и её только-только начинали создавать в Зеленограде и было совершенно непонятно, когда опытные партии станут реально доступными.
У меня было вполне объективное преимущество перед всем коллективом отделения в том, что я пришёл в разработку после участия в заводских испытаниях первого советского суперкомпьютера «Эльбрус-2», в котором провел разработку и большую долю наладки устройства подпрограмм (УПП), составлявшего по объёму 1/6 от центрального процессора (ЦП), но функционально наиболее сложного из всего, что входило в ЦП. Эта сложность породила массу ошибок в схемотехнике, значительную часть которых мы сумели выявить до наладки, моделируя свои устройства на компьютере, или как его тогда называли ЭВМ=электронная вычислительная машина, БЭСМ-6. Моделирование отсутствовало к началу разработки, а подоспело в момент между окончанием разработки схем и завершением производства опытного образца. Ошибки, выявленные моделированием, исправлялись «по живому» на ячеках, составлявших УПП.
До сборки всех устройств состава центрального процессора воедино предполагалась автономная наладка устройств на стендах с ручными тумблерными пультами. Моделирование на БЭСМ-6 уже содержало в себе все исходные состояния тумблерных регистров этого пульта, которые предстояло набирать «врукопашную». Более того, моделирование содержало в себе все ответы тестового «задачника», как на выходе УПП, так и в промежуточных точках, которые можно было программно задать при моделировании. У меня возникла мысль использовать результаты моделирования для управления стендом наладки, что здорово упрощало бы передачу наладочного процесса на завод, где будет производиться «Эльбрус-2». Поскольку еще на этапе разработки УПП в разработке ячеек участвовали представители завода, которым предстояло потом взвалить всю работу на себя, то их особо уговаривать не пришлось. Начальник отдела конструкторского бюро завода поддержал моё предложение и словами, и выделением людей в помощь. Директор ИТМ и ВТ Бурцев Всеволод Сергеевич мою инициативу поддержал, и мы впряглись в разработку автоматизированного стенда, используя период ожидания готовности всех ячеек и внесения в них тех исправлений, которые нашло моделирование.
К тумблерно-пультовому туловищу стенда предстояло довесить «голову» для размещения исходных данных и результатов моделирования. Эта «голова» должна быть изготовлена по документации, которую можно было «рисовать на коленке», но моделирование уже «испортило и развратило» меня работой на БЭСМ-6. Когда мы выпускали схемы ячеек «Эльбруса», то нам выдавали листы формата А4 с ксерокопиями изображений микросхем, которые (листы) мы резали ножницами на отдельные шаблоны изображения микросхем. Шаблон изображения микросхемы клеем прикреплялся на листе формата А1 в точках, имевших координаты приклеивания. На входы и выходы микросхем мы писали имена сигналов вручную. Потом это передавалось в группу оформления, где всё это списывалось девочками для ввода в ту ЭВМ, которая потом выпускала документацию для схем и печатных плат ячеек, или таблицы для соединения входов и выходов проводным «навесным» монтажом. Кроме того выпускались ещё и таблицы расстановки микросхем по адресным местам на ячейках. Такой перенос занимал несколько дней, да и меня там не ждали с дополнительной работой, поскольку хватало своей «текучки» и стояла очередь выполнения работ по оцифровке.
То, что я описываю, происходило в 78-79 годах и дисплей для ЭВМ был большой редкостью. Исключительно по "большому научному блату" мой бывший дипломный руководитель Кобелёв Вадим Валерьянович, который в это время распоряжался ресурсами на БЭСМ-6, нашёл возможность выделить мне линию подключения и дисплей. Это были, по теперешним понятиям, примитивные цифро-буквенные дисплеи венгерского производства типа «Видеотон». Используя тире, нули и латинскую заглавную “I”, я сотворил файлы с изображением нужных для стенда микросхем. Пошёл к Володе Тихорскому, программисту, видимо, от бога, и пояснил ему чего мне нужно. А нужно было перебрать программно на БЭСМ-6 все шаблоны, которые я введу в ячейку, и которым я припишу по входам и выходам имена сигналов, и выдать «на гора» таблицы связей выходов со входами. Опечатки в именах в этом случае выводились отдельно как ошибки, не приклеившиеся ни в одну цепочку связей. Володя всё понял и утром следующего дня выдал результат, который уже работал и распечатывал монтажные таблицы. Подобным же образом появились монтажные таблицы связей между разъёмами ячеек. В результате схемная документация получалась практически мгновенно при минимальном числе участников, и с ошибками только схемотехника, не туда направившего сигнал.
Может я описываю слишком много всего сразу, но иначе будет трудно понять, почему на новом месте мне пришлось навязывать свои технические решения и пути их реализации. Стенд заработал, мы на нём многое отладили до переноса в ЦП. В моей команде работал Володя Крыленко, участник такой же работы на «Эльбрусе-1» и тоже на УПП. Он утверждал, что мы за три месяца прошли путь их двух лет стендовой наладки. Однако, пути технического прогресса труднопредсказуемы. На них встречаются совершенно нетехнического происхождения препятствия.
ЭВМ БЭСМ-6 разрабатывал в ИТМ и ВТ коллектив Мельникова Владимира Андреевича, который к описываемому моменту вынужден был уже перейти в НИИ «Дельта» Министерства Электронной Промышленности. Несомненный успех моего стенда упёрся в два препятствия, степень важности которых при отрубании пути стенда на завод для меня осталась загадкой. На завод выпуска «Эльбрусов», грубо говоря, на завод для Бурцева, надо было поставить БЭСМ-6, созданную бывшим другом и братом жены, но ноне злейшим конкурентом Мельниковым В.А.. Вторая причина была в том, что на заводе поменялся начальник КБ, решивший обойтись без моего стенда.
Мне была предоставлена трибуна НТС (научно-технического совета) ИТМ и ВТ, меня вежливо выслушали и постановили, что будут работать по привычной старинке. Для придания объективности этому решению, уточню, что это был 1981 год и БЭСМ-6-транзисторная ЭВМ-разработки начала 60-х и серийно выпускавшаяся с 65-го (примерно) года, полностью подходила под сентенцию известного анекдота:-«Да ты, что! Столько не живут!!». Но такова была правда жизни. В ИТМ и ВТ эта машина стояла по историческому приоритету, была загружена и перегружена настолько, что свои работы по моделированию мне приходилось делать по ночам.
Лирическое отступление от технических деталей причин завершения эпопеи стенда состоит в том, что за пару месяцев до НТС, когда все дела идут «на ура» и только в гору, мне снится неожиданный сон, что я веду переговоры с командой Мельникова о переходе к ним. Я призадумался, но, как говорят, вида не подал.
Где-то около того же времени мне совершенно непонятным образом приснилось, причём весьма явственно, что я за рулём своего автомобиля рассекаю по шоссе, которое с обеих сторон окружено лесом, и шоссе идёт прямо, но по череде холмов, так, что с высокого холма можно видеть дорогу на два-три холма вперёд. Сон для меня был полной неожиданностью, поскольку в никаком явном виде мечта о своей автомашине у меня не возникала, и дома такого обсуждения никогда не было.
Отрицательный вывод НТС был для меня уже предсказуем, поскольку замена начальника КБ на заводе была чуть раньше и смена настроений готовила меня к плачевному исходу за неделю-другую до заседания.
Этап первых заводских испытаний УПП мы прошли успешно, больших хвостов за мной не значилось, факт обиды за неприятие стенда всем был понятен. Со стендом или без него в структуре ИТМ и ВТ серьёзных перспектив роста у меня не предвиделось. Можно было уходить, тем более, что похороны моего научного прошлого при переходе на работы по «Эльбрусу», принесли результат по тем временам значительный: мне удалось получить однокомнатную квартиру для отселения тестя с тёщей.
Вернёмся на «Дельту», с которой начали. Итак, я предлагаю сделать стенд, заряжаемый компьютерным моделированием, для проверки узлов «Электроники СС БИС». Моё предложение такой идеи было встречено словами, вроде того, что это то, что мы и сами хотели бы делать. Ну, а коли так, то с октября 81-го я выхожу на новое место и начинаю с нуля. У меня за плечами опыт «Эльбруса», и я в коллективе, который по своему технологическому опыту от меня отстал на 20 лет. Дело в том, что после БЭСМ-6, этот коллектив сделал АС-6 на ячейках технологии БЭСМ-6, а потом был около этой разработки в Центре Управления Полётами у Генерального Конструктора Королёва Сергея Павловича.
Из опыта работ по наладке «Эльбруса» я принёс на кончиках пальцев доходчивое объяснение того, что реальную наладку надо вести на рабочей частоте процессора. На Эльбрусе такого не было, поскольку поиск неисправности или ошибки проектирования надо выполнять, вынув ячейку на «удлинитель», чтобы влезть в схему щупом осциллографа, а «удлинитель» , естественно, удлиняет время добегания сигналов до ячейки и время убегания её откликов. Тактовую частоту работы приходится при этом понижать. Чтобы избежать использование удлинителей, я предлагаю конструкцию блока для УФК выполнить в виде книги, ячейки которой являются её «страницами». Открывая на нужной странице, получаете доступ к любому месту. Микросхемы, предполагаемые к использованию, сильно нагреваются, тепло надо отводить. В процессор «ССБИС» очень хотят ввести фреоновое охлаждения, которого никто ещё не пробовал. Я сумел отстоять водяное охлаждение плоских трубок, на которые термопастой клеятся микросхемы. На «Эльбрусе» микросхемы клеили на дюралевую рамку, от которой тепло отводили через «тепловой разъём» типа двух расчёсок, вставленных зубчиками друг в друга. А я предлагаю страницу, в которой решётка состоит из трубок с водой под микросхемами, причем по торцам страницы трубки собирают коллектора. Между собой коллектора от каждой их страниц соединяет гибкая пластиковая трубка, чтобы обеспечить раскрытие страниц книги.
Естественно, у нашего отделения была своя БЭСМ-6, а коли так, программы, написанные Володей Тихорским для выпуска документации стенда для УПП Эльбруса, составляли для меня карманный вариант САПР (система автоматизации проектирования). Не вдаваясь в тонкие подробности, упомяну, что БЭСМ-6 занимала половину четвёртого этажа НИИ Дельта, требовала специфического энергоснабжения, а по техническим параметрам была на уровне хорошего современного лэптопа. Хоть и не так, как в ИТМ, но БЭСМ-6 была перегружена, и, более того, не могло быть речи об установке такой ЭВМ на заводе МЭП в Калининграде, который уже был к нам, как бы приписан. Он уже выпускал сам для МЭПа мини-машины Электроника 100-25 и готовился начать выпускать Электронику 79. Обе машины были «цельнотянутыми» произведениями с американских машин фирмы PDP, причём это была вторая копия, предназначенная для внутриминистерского пользования. Остальные организации СССР использовали серию СМ от министерства приборостроения. Я стал настаивать на том, что мне надо взять Тихорского на работу, чтобы перевести программы моего «карманного» САПРа на свои для МЭПа машины. Мне возражали, что единый САПР делается для ССБИС и что он будет и прочее бла-бла-бла. Особенно был интересен тезис чистопородности коллективов: инженеры с инженерами, а программисты с программистами. Я упирал на то, что в программном продукте главное удобный пользователю интерфейс и если инженеру привычней рисовать шаблоны, как в моем САПРе, нежели писать формулы логических выражений, как предполагается у вас, где правила инженерной работы будут навязывать программисты. Я всё это пропёр до результата и убедил, но не рассчитывал на такую подлость, когда к Володе Тихорскому был направлен его сотоварищ по физтеху с просьбой к Гурковскому не переходить. Если обратили внимание, я опускаю персонифицирование тех, с кем происходило противостояние. Поскольку Володя мне об этом рассказал, то я наехал ещё раз, уже с предложением очной ставки для уточнения истины. Результатом стало то, что вместо Володи к нам перешёл Саша Григорьев, друг Володи. Надо ещё уточнить, что все мы трое по Кобелёву «одной крови», поскольку были его дипломниками. Володю, кроме того, тормозило то, что он написал моделирование ЭВМ на Эльбрусе и сильно в эту сторону продвинулся, а Саша ошибся с уходом от Кобелёва в Торгово-Промышленную Палату и ему возврат к живому делу был кстати.
Опуская подробности, резюмирую, что Григорьев оброс помощниками, они написали всё, что обеспечивало нашу разработку и её передачу на завод в Калининград. Осенью 86-го мне предложили выставиться на ВДНХ на выставке НТТМ-86 (научно-техническое творчество молодых). Мы разобрали для покраски одну из Электроник 100-25. Изобразили её как новую. Установили на выставке, где демонстрировали САПР в действии. Получили диплом первого места. Три медали: золотую для Григорьева, серебряную для Аллы Дроздовой, которая у нас делала свой красный диплом, а мне-бронзовую. По правилам выставки на двух молодых разрешался один великовозрастный «выставчанин». Алла заканчивала МИЭМ одновременно с тем, что должна была рожать. Диплом ей «в кредит» писал Григорьев, но она и так была умничка и всё мы делали правильно!!))
Говоря о том, что машину мы взяли «одну из», я предварительно не оговорил, что у нас в отделе (а мы стали лабораторией осенью 85-го, когда нас в моей группе было 43 человека, а отделом нас определили осенью 86-го и Григорьев, например, «выставлялся» на ВДНХ уже как начальник лаборатории САПР в отделе разработчиков), да, так вот в отделе Электроник 100-25 было штук пятнадцать. Причём на каждой было не по одному дисплею и операционная система стояла многопользовательская. Делая ставку на эти машины, я, как и в случае с САПРом, продавил наличие своего коллектива по ремонту машин, поскольку предполагал, и, как показала жизнь, был прав, что они будут ломаться. Основной ударной силой в этом направлении стал Виктор Сорокин, возглавивший потом лабораторию наладки ЭВМ.
Вскоре после появления Виктора на работе на нас вышли ребята, которым было поручено делать АСУ Дельта, но машина у них не работала. Выяснилось что у них аж две машины, и в комнате, где они стоят ещё пару можно поставить. Бартер был простой: у вас работают машины, а мы ставим ещё две. Как отделение не считалось привилегированным, да ещё и под крылом министра, но с директора НИИ Лукина Эдуарда Александровича стружку снимали за дела по микроэлектронике. Ну и, не смотря на 25 этажей здания, места не хватало, поскольку еще продолжалось достраивание ряда этажей. Прихожу, значится я, за деньгами на ещё две Электроники 100-25, а мне говорят, что отделению поставить некуда. А я так нахально, но вежливо говорю, что это не ваш вопрос, у меня место есть!!! Поставил, а Саша Якушев, отвечающий за АСУ Дельта, у Лукина мне авторитет накачивает.
Для авторитета у директора возник ещё один серьёзный повод. Руководство отделения хотело работать по классической советской модели. Мы разрабатываем документацию, её перерабатывает КБ завода, оно отслеживает производство и наладку при нашей помощи. Дельта в одном главке МЭПа, а Калининградский «Кварц» в другом главке. Все ходы через согласование в главке. Такой подход снимал ответственность в разработке технологий нескольких направлений работы, но не сокращал сроки разработки. Меня, когда я стартовал позже, а должен финишировать первым, такой подход не устраивал.
В состав НПО «Дельта» входил завод в городе Ливны, который лихорадило от безработицы. Не без сопротивления со стороны своего руководства, я пробился в Ливны, там для нас организовали радиомонтажный участок. Несколько монтажников и монтажниц приехали в Москву, мы показали сами, что и как надо делать. В Ливнах освоили изготовление металлоконструкций страниц, выпуск печатных макетных плат и микро-монтаж страниц проводами ПЭВТЛК и скруткой этих проводов так, как это делалось на Эльбрусе, с которого я использовал технологически всё необходимое.
Возник уже вопрос и о наладке того, что нам монтировали в Ливнах. В Москве у НПО Дельта был завод Эллинг. На этом заводе мне выделили две штатных единицы: начальника участка наладки и мастера участка наладки, которым стал очередной дипломник, защищавшийся у нас. Помню, что Валера, а фамилию забыл, а начальника, напротив, помню, что Зайцев, но имя забыл. Штатное наполнение участка наладчиками выполнили сотрудники моего доблестного отдела, которые были зачислены на половину ставки. Достоверный пример: ведущий инженер с окладом 180 рублей в месяц, мог заработать полставки в 550 рублей. Раза два Лукин мне выговаривал, что я «развращаю» людей высокими заработками, на что я возражал тем, что участок, на который Вы штатным расписанием не потратились, делает до 4-х миллионов рублей плана. А руководство отделения для стимулирования разработчиков обивало пороги министерства для получения денег на аккордную оплату труда, которая поквартально квотировалась. А у меня нет квот!!!)))
Пара слов об организации процесса управления работами НИИ, не столько персональные для «Дельты», сколь универсальные для подобных организаций того времени. Даже сильно потом уже после рушения «совка», я слышал подобное заседание через стенку, сидя в предбаннике директора совхоза «Завидовский» году эдак в 2001-ом. Утро каждого понедельника начиналось с «Дирекции», так называлась планёрка в кабинете Лукина, которую он проводил лично, ну а в его отсутствие эту работу выполнял главный инженер НИИ. На «Дирекцию» вызывались начальники отделений (или их полномочные заместители), управленцы завода «Эллинг» и разные другие руководители служб, ответственных за ход дел НИИ. На «Дирекцию» для «накачки» приглашались начальники отделов или производственных участков, где возникали трудности выполнения планов НИИ. Эту кухню управления я изучал и как научный руководитель участка наладки завода «Эллинг», а потом в течении года как Председатель Совета Трудового Коллектива НПО «Дельта», эдакого «общественного директора» по задумке «народного управления» страной, которую пытался внедрить Горбачёв Михаил Сергеевич в целях всенародного избрания директоров предприятий. Существовала служба диспетчеризации работ между подразделениями НПО, а возглавлял её Канарёв Владимир Ильич.
Это я всё живописую для фундамента к разговору весной 88-го с Владимиром Ильичом Канарёвым, который идет в понедельник после «Дирекции» в обед в столовую, и я туда же в столовую, но в этот раз на «Дирекции» я не был. Он спрашивает:-«Вы там из-за Москвича не передерётесь?».-«Какого Москвича?»---«Ой, слушай, я тебе не должен был говорить!!»--«Ну уж начал, продолжай!».
Выясняется, что за активное участие в НТТМ-86, Дельта премирована от Министерства Москвичём-412. Лукин спрашивает (на традиционной «Диркции» утра понедельника) про то, кто и что выставлял. Сироткин- стенд с фотографиями, Ананян- стенд с фотографиями и Гурковский - действующую ЭВМ с САПРом на ней. Зам нач отделения получает указание присутствовать на собрании коллектива Гурковского и объяснить, что директор НИИ направляет Москвич лично Гурковскому за его заслуги перед НИИ.
Фрагменты портрета времени содержат такую подробность: в письме Министерства было прямое указание, что приз предназначен для инженерно-технических работников. Мелочь, казалось бы, но на первое письмо НИИ о согласовании (!) выделения мне Москвича-412 районный комитет КПСС ответил отказом, утверждая, что следует награждать рабочих. Парторг НИИ «ДЕЛЬТА» Деев по указанию Лукина лично возил в райком КПСС письмо Министерства. Начальник шестого отделения, уже к тому моменту академик АН СССР, Мельников Владимир Андреевич прокомментировал всё это в моём присутствии:-«Надо же, Перестройка работает!». Когда в Министерстве вручали документы по награждению всем из десяти премированных Министерством за итоги прошлых лет, то из десяти премированных я был единственным не рабочим. Осенью 88-го мы Москвича пригнали с базы в Егорьевске в Москву.
Не знаю стоит ли писать промежуточные подробности. Летом 1990 года, заехав в дачный посёлок на Икше, я вырулил на своём "Москвиче-412" на рокадное шоссе в сторону Софрино: мне надо было в Загорск, то бишь в Сергиев Посад. Я проехал с десяток, может быть, километров, когда понял, что спина покрылась холодным потом: мне совершенно не снилось, причём всё было «весьма явственно, что я за рулём своего автомобиля рассекаю по шоссе, которое с обеих сторон окружено лесом, и шоссе идёт прямо, но по череде холмов, так, что с высокого холма можно видеть дорогу на два-три холма вперёд.»