Межсезонье.
В эстрадном искусстве существуют пародии, а каверы иногда лучше оригинала. Строки, что расположились ниже что-то вроде них, только в литературном смысле. Просто я попытался применить чужой стиль в собственном повествовании. И вот что из этого получилось.
Первый заморозок.
Выйдешь на улицу из стылой избы, посмотришь на серое небо, услышишь как ветер рассекают голые прутья молодых берез и захочется вернуться обратно в город, чтобы не думать о том что тепло это тоже хлеб, что без него неуютно и горько. Но путь уже проделан и обратно никак. Да и не только тепло нужно человеку. Поэтому топятся в доме две облупившиеся печи, а окна плачут крупными слезами. Холодно на улице. Постоишь, потопчешься с ноги на ногу у поленницы, схватишь охапку березовых чурок и назад к голландке. Посидишь возле нее немного, почувствуешь как вырывается из топки приятный жар, а затем спешишь и к русской печке чтобы и в ее пасть забросить немножко дровишек.
В-з-з-зззз, в-з-з-зззз - вместе с первым теплом нехотя приходят в себя уснувшие было мухи. Где-то на потолке шуршат мыши. Гудит пламя в печах, потрескивают угольки, падают искры в зольник. Так хорошо! Вместе с теплом в дом возвращается жизнь. И мне очень нравится что жизнь эта нетороплива и естественна, что нет в ней ничего лишнего, а только то что и должно быть.
Но долго на месте не усидишь, потому что ход времени никто не остановит, а день скоро кончится. Погреешься чуток, посмотришь в окно, да и выйдешь прочь пока не стемнело совсем. А потом блуждаешь и долго ищешь проход среди сырых кочек, высокого жухлого былья и колючих кустов. Хочешь, пока еще не улегся снег на землю, пройтись по полям, заглянуть в заросшую дубами и ивами балку, посмотреть не прячется ли там чего интересного.
Что такое за околицей? А это вот так.
И вот уже край усадьбы. По пригнутым травам, мимо полусгнившего тына ступаешь медленно и осторожно точно по минному полю. Распутаешь одну за другой желтые и зеленые стежки, выйдешь в поле, по которому прямым пробором уже прошел твой собственный след, оставленный еще летом и вспомнишь что там, на другом его конце, в солнечном августе, млеет под зноем васильковое поле, покрытое ромашковыми барашками, и режет крыльями синий простор деревенская ласточка.
Тропа в лето.
А тут все иначе. Все ниже опускается завеса с неба, все резче порывы ветра, все гуще сумерки. Остановишься на секунду, сдвинешь облако с макушки и даже выругаешься негромко. Не очень злобно. Потому что ярких красок выбора нет и к хорошим выражениям настроение не располагает.
Багет для папоротника.
Крикнешь с досады в трубу оврага: "Эй! Расступись?!", пробежишь по склону вниз, рухнешь дурашливо в опавшую листву и будешь смеяться от того что почему бы и нет. А потом прямо перед носом увидишь отпечаток свиного копытца и свежую лежку во взрыхленной земле поблизости, до уха донесется треск сучьев, затихающий вдали. И смех уйдет вдруг куда-то, а слух обостриться сам по себе. Что-то дикое, совсем непонятное колыхнется внутри, даст команду рукам, пошлет ногам приказ, и ты уже ничего не сображая тянешь за усы папоротник, рвешься вверх, выскакиваешь на другую сторону ложбины и останавливаешься как вкопанный. Долго смотришь потом на лист папоротника, почему-то зажатый в ладони, и удивляешься его летней зелёной свежести.
Может быть догадается кто что здесь изображено?
Оглянешься вокруг и обнаружишь себя вблизи каких-то непонятных буртов у заброшенной фермы, к которой и дороги-то все заросли. Странно здесь. Осень тут хозяйничает безраздельно. Не та что с багряными и золотыми красками, а та что смерть и угасание. Эти бурты... нет, ты не скажешь никому что это такое , потому что и в упадке должны быть свои загадки.
Розы бывают и такими. Хотя этот кустарник - совсем не роза. Тем не менее он весь в таких вот "цветах". Может подскажете, что это?
Как и красота....
Но подумать об этом обстоятельно не успеешь, потому что на деревенских задворках ярким оранжево-красным фонтаном бушует шиповник. Ему и зима нипочем. Откуда только берет силы? Но ответа искать ты не станешь, а долго, до самой темноты, будешь собирать в пакет уже немного рыхлые, налитые ягоды, сквозь тонкую кожицу которых сочится медово-липкий сок. А затем как в детстве вытрешь о штаны пальцы, покрытые нежной мякотью цвета солнца, и с наслаждением отведаешь сладковато-пряный вкус перезрелых плодов, досадуя немного из-за пораненных об колючки руках.
Ночью в доме душно. Две печи остывая медленно отдают жар. Выйдешь на крыльцо, глянешь во двор, жадно глотнешь холодный воздух и захлебнешься темнотой. Вокруг мрак кромешный, какого не встретишь ни в одном городе. Не видно даже пальцев на собственной вытянутой руке. Только молодой месяц и несколько звезд, на очистившемся от туч небе, едва обозначают далекие кроны деревьев. Включишь карманный фонарик и с удивлением увидишь сияние кристаллов на заиндевевшей траве. Луч пробежит по посеребренной инеем стене дома, по сверкающему айсбергу коровника, по ледяным наплескам ячеек забора. И вдруг там, за этим забором, в саду, заметишь какое-то движение. Огромная птица с большой и круглой головой стремительно сорвется с земли и пару раз, бесшумно взмахнув сильными крыльями, опустится на старую яблоню. Держишь ее в луче несколько секунд и думаешь - что же дальше? Но ничего так и не успеешь надумать. Потому что птица вновь расправит свои крылья и также бесшумно как и прежде полетит прямо на тебя. Ух-х-х ты! Это же сова!
Можно смотреть на солнце смежив ресницы, а можно вот так.
А утром мир изменится.
Поле станет седым и каждый шаг по нему отзовется хрустом.
Луг побелеет без снега и лучи восходящего солнца зажгут его холодным искристым пламенем.
Манжетка в инее.
Первый заморозок украсит нежной каймой инея кончики листьев и сияющими кристаллами выгравирует на них ледяное приветствие грядущей зиме.
Но пора уже будет уезжать в город, но так захочется остаться здесь.
Первый заморозок.
Выйдешь на улицу из стылой избы, посмотришь на серое небо, услышишь как ветер рассекают голые прутья молодых берез и захочется вернуться обратно в город, чтобы не думать о том что тепло это тоже хлеб, что без него неуютно и горько. Но путь уже проделан и обратно никак. Да и не только тепло нужно человеку. Поэтому топятся в доме две облупившиеся печи, а окна плачут крупными слезами. Холодно на улице. Постоишь, потопчешься с ноги на ногу у поленницы, схватишь охапку березовых чурок и назад к голландке. Посидишь возле нее немного, почувствуешь как вырывается из топки приятный жар, а затем спешишь и к русской печке чтобы и в ее пасть забросить немножко дровишек.
В-з-з-зззз, в-з-з-зззз - вместе с первым теплом нехотя приходят в себя уснувшие было мухи. Где-то на потолке шуршат мыши. Гудит пламя в печах, потрескивают угольки, падают искры в зольник. Так хорошо! Вместе с теплом в дом возвращается жизнь. И мне очень нравится что жизнь эта нетороплива и естественна, что нет в ней ничего лишнего, а только то что и должно быть.
Но долго на месте не усидишь, потому что ход времени никто не остановит, а день скоро кончится. Погреешься чуток, посмотришь в окно, да и выйдешь прочь пока не стемнело совсем. А потом блуждаешь и долго ищешь проход среди сырых кочек, высокого жухлого былья и колючих кустов. Хочешь, пока еще не улегся снег на землю, пройтись по полям, заглянуть в заросшую дубами и ивами балку, посмотреть не прячется ли там чего интересного.
Что такое за околицей? А это вот так.
И вот уже край усадьбы. По пригнутым травам, мимо полусгнившего тына ступаешь медленно и осторожно точно по минному полю. Распутаешь одну за другой желтые и зеленые стежки, выйдешь в поле, по которому прямым пробором уже прошел твой собственный след, оставленный еще летом и вспомнишь что там, на другом его конце, в солнечном августе, млеет под зноем васильковое поле, покрытое ромашковыми барашками, и режет крыльями синий простор деревенская ласточка.
Тропа в лето.
А тут все иначе. Все ниже опускается завеса с неба, все резче порывы ветра, все гуще сумерки. Остановишься на секунду, сдвинешь облако с макушки и даже выругаешься негромко. Не очень злобно. Потому что ярких красок выбора нет и к хорошим выражениям настроение не располагает.
Багет для папоротника.
Крикнешь с досады в трубу оврага: "Эй! Расступись?!", пробежишь по склону вниз, рухнешь дурашливо в опавшую листву и будешь смеяться от того что почему бы и нет. А потом прямо перед носом увидишь отпечаток свиного копытца и свежую лежку во взрыхленной земле поблизости, до уха донесется треск сучьев, затихающий вдали. И смех уйдет вдруг куда-то, а слух обостриться сам по себе. Что-то дикое, совсем непонятное колыхнется внутри, даст команду рукам, пошлет ногам приказ, и ты уже ничего не сображая тянешь за усы папоротник, рвешься вверх, выскакиваешь на другую сторону ложбины и останавливаешься как вкопанный. Долго смотришь потом на лист папоротника, почему-то зажатый в ладони, и удивляешься его летней зелёной свежести.
Может быть догадается кто что здесь изображено?
Оглянешься вокруг и обнаружишь себя вблизи каких-то непонятных буртов у заброшенной фермы, к которой и дороги-то все заросли. Странно здесь. Осень тут хозяйничает безраздельно. Не та что с багряными и золотыми красками, а та что смерть и угасание. Эти бурты... нет, ты не скажешь никому что это такое , потому что и в упадке должны быть свои загадки.
Розы бывают и такими. Хотя этот кустарник - совсем не роза. Тем не менее он весь в таких вот "цветах". Может подскажете, что это?
Как и красота....
Но подумать об этом обстоятельно не успеешь, потому что на деревенских задворках ярким оранжево-красным фонтаном бушует шиповник. Ему и зима нипочем. Откуда только берет силы? Но ответа искать ты не станешь, а долго, до самой темноты, будешь собирать в пакет уже немного рыхлые, налитые ягоды, сквозь тонкую кожицу которых сочится медово-липкий сок. А затем как в детстве вытрешь о штаны пальцы, покрытые нежной мякотью цвета солнца, и с наслаждением отведаешь сладковато-пряный вкус перезрелых плодов, досадуя немного из-за пораненных об колючки руках.
Ночью в доме душно. Две печи остывая медленно отдают жар. Выйдешь на крыльцо, глянешь во двор, жадно глотнешь холодный воздух и захлебнешься темнотой. Вокруг мрак кромешный, какого не встретишь ни в одном городе. Не видно даже пальцев на собственной вытянутой руке. Только молодой месяц и несколько звезд, на очистившемся от туч небе, едва обозначают далекие кроны деревьев. Включишь карманный фонарик и с удивлением увидишь сияние кристаллов на заиндевевшей траве. Луч пробежит по посеребренной инеем стене дома, по сверкающему айсбергу коровника, по ледяным наплескам ячеек забора. И вдруг там, за этим забором, в саду, заметишь какое-то движение. Огромная птица с большой и круглой головой стремительно сорвется с земли и пару раз, бесшумно взмахнув сильными крыльями, опустится на старую яблоню. Держишь ее в луче несколько секунд и думаешь - что же дальше? Но ничего так и не успеешь надумать. Потому что птица вновь расправит свои крылья и также бесшумно как и прежде полетит прямо на тебя. Ух-х-х ты! Это же сова!
Можно смотреть на солнце смежив ресницы, а можно вот так.
А утром мир изменится.
Поле станет седым и каждый шаг по нему отзовется хрустом.
Луг побелеет без снега и лучи восходящего солнца зажгут его холодным искристым пламенем.
Манжетка в инее.
Первый заморозок украсит нежной каймой инея кончики листьев и сияющими кристаллами выгравирует на них ледяное приветствие грядущей зиме.
Но пора уже будет уезжать в город, но так захочется остаться здесь.