И о погоде
Рассмеялась наша весна, расхвасталась, сережками зазвенела: "Благодарю Тебя, Господи, что я не такая как прочие весны, стылые да грешные, грязные да потопные. Милуешь Ты меня, не забываешь. Иные вон в метелях погрязли, света солнечного не видят, небу черному, сутулому да неласковому, сугробами грозят. Сугробами, хи-хи-хи...
А у меня... Именины сердца и как есть рай. Снега сошли поспешно, ночами отступили, слиняли, а уж зимой-то думали, стражились, что до лета ледяная короста эта с дорог не сойдет, не слезет. И вот уже с двух ночи птицы поют счастливо, как оглашенные, к третьей страже их и солнце выглядывает, звонкое, чистое, новое.
И бабочки уже летают, дурехи сонные, мокрокрылые, и трава первая прет, корнями красными наружу выворачивается, в земле пружинной и прелой поудобней располагается, и фиалка уже зацвела, заулыбалась у подъездов. А урюк? Ведь вчера еще стоял молчуном, таился, а к выходным зарозовел, принарядился, зафрантился и всех обошел.
И вербой давно у храмов торгуют, а которые позапасливей - так и впрок ее покупают, а кто понерадивей - так и святить приходят. В самом начале поста... Торопят уже Тебя, Господи, на календарь с нетерпением поглядывают. Какие уж тут скорби, когда теплынь такая?
Нет, Господи, тут и сравнивать нечего: иным веснам соседским, девкам беспутным, и не сравниться со мной, хоть и поздняя в этом году Пасха, а все ж моя правда, моя власть".
Кто ж спорит? А только к первой Пассии подул ветер, осерчал, пену розовую с урюков беспечных сорвал, с пылью смешал, да в лицо прохожим бросил. Засучил ветер рукава, да и замесил бурю, завесу небесную порвал надвое, напомнил всем. И зарыдал дождь, затянул свои песни печальные, смыть город грозил. А все же когда поползли бабки после Пассии домой, поутих дождь, переждал, слегка лишь богомолок окропил, пожалел.
А потом снова грянул, зашумел, всю ночь мокрыми своими пальцами каждую веточку, каждую былинку перебирал да жалился, спать не давал. Плачет дождь, не утихает, и кружится в лужах Вавилонских ранней весны краса...
А у меня... Именины сердца и как есть рай. Снега сошли поспешно, ночами отступили, слиняли, а уж зимой-то думали, стражились, что до лета ледяная короста эта с дорог не сойдет, не слезет. И вот уже с двух ночи птицы поют счастливо, как оглашенные, к третьей страже их и солнце выглядывает, звонкое, чистое, новое.
И бабочки уже летают, дурехи сонные, мокрокрылые, и трава первая прет, корнями красными наружу выворачивается, в земле пружинной и прелой поудобней располагается, и фиалка уже зацвела, заулыбалась у подъездов. А урюк? Ведь вчера еще стоял молчуном, таился, а к выходным зарозовел, принарядился, зафрантился и всех обошел.
И вербой давно у храмов торгуют, а которые позапасливей - так и впрок ее покупают, а кто понерадивей - так и святить приходят. В самом начале поста... Торопят уже Тебя, Господи, на календарь с нетерпением поглядывают. Какие уж тут скорби, когда теплынь такая?
Нет, Господи, тут и сравнивать нечего: иным веснам соседским, девкам беспутным, и не сравниться со мной, хоть и поздняя в этом году Пасха, а все ж моя правда, моя власть".
Кто ж спорит? А только к первой Пассии подул ветер, осерчал, пену розовую с урюков беспечных сорвал, с пылью смешал, да в лицо прохожим бросил. Засучил ветер рукава, да и замесил бурю, завесу небесную порвал надвое, напомнил всем. И зарыдал дождь, затянул свои песни печальные, смыть город грозил. А все же когда поползли бабки после Пассии домой, поутих дождь, переждал, слегка лишь богомолок окропил, пожалел.
А потом снова грянул, зашумел, всю ночь мокрыми своими пальцами каждую веточку, каждую былинку перебирал да жалился, спать не давал. Плачет дождь, не утихает, и кружится в лужах Вавилонских ранней весны краса...