Песенка о Дженни
Дженни точно знает, что будет потом: он уйдет во вторник, обычным январским днем. Он уйдет, растаяв в мельканье похожих дней, он уйдет, оставив свой ад всесмехливый - ей.
Ад отверстый - зловонный и жадный оскал - приберет ее душу, раз Сверху никто не прибрал, обглодает и бросит, Мамаем пройдя по душе, на прощание спросит про покинутый рай в шалаше однокомнатном с видом на детский сад... Дженни точно знает, что он - не вернется назад.
Не вернется: на лоно погибших любовей нам хода обратного нет, как на землю умершим. Потерян обратный билет. Только память с улыбкой кривою молча встанет за левым плечом, как наемный убийца, как тать полуночный, все тайны раскроет забытым на полке ключом, одесную оставив печаль, шнур бикфордов, коснись лишь - и все превращается в прах.
В снегопадах рецептов увязнув, покой не обретши, Дженни каждую ночь засыпает в слезах, Дженни каждое утро встречает в слезах...
***
Рыбы, знак его проклятый, вспорют ей горло свинцовым своим плавником - от макушки до самых седин. Из колена покинутых, она примет безропотно этот - без срока и давности лет - карантин.
Будут годы лететь, ударяя наотмашь крылом, будут двери скрипеть - не уйти, не вернуться - под ржавым пудовым замком. Будет ситцевым лето и осень в чернилах расплесканных луж. Будет день наступающий смят, сиротлив, неуклюж. Будет сердце цвести пустоцветом, по венам гоня забродившую ртуть. Каждый день воскресая из мертвых и в саван бумажных надежд облачаясь, Дженни скорбно продолжит свой путь...
***
"Я тряпичная кукла, я смоква бесплодная, яблоко с содранной кожей. Я огарок свечи, на ветру догорающий, дагеротип, силуэт, - Дженни молится. - Сделай хоть что-нибудь, Боже! Я живу из последних..."
И Бог выключает свет.
Ад отверстый - зловонный и жадный оскал - приберет ее душу, раз Сверху никто не прибрал, обглодает и бросит, Мамаем пройдя по душе, на прощание спросит про покинутый рай в шалаше однокомнатном с видом на детский сад... Дженни точно знает, что он - не вернется назад.
Не вернется: на лоно погибших любовей нам хода обратного нет, как на землю умершим. Потерян обратный билет. Только память с улыбкой кривою молча встанет за левым плечом, как наемный убийца, как тать полуночный, все тайны раскроет забытым на полке ключом, одесную оставив печаль, шнур бикфордов, коснись лишь - и все превращается в прах.
В снегопадах рецептов увязнув, покой не обретши, Дженни каждую ночь засыпает в слезах, Дженни каждое утро встречает в слезах...
***
Рыбы, знак его проклятый, вспорют ей горло свинцовым своим плавником - от макушки до самых седин. Из колена покинутых, она примет безропотно этот - без срока и давности лет - карантин.
Будут годы лететь, ударяя наотмашь крылом, будут двери скрипеть - не уйти, не вернуться - под ржавым пудовым замком. Будет ситцевым лето и осень в чернилах расплесканных луж. Будет день наступающий смят, сиротлив, неуклюж. Будет сердце цвести пустоцветом, по венам гоня забродившую ртуть. Каждый день воскресая из мертвых и в саван бумажных надежд облачаясь, Дженни скорбно продолжит свой путь...
***
"Я тряпичная кукла, я смоква бесплодная, яблоко с содранной кожей. Я огарок свечи, на ветру догорающий, дагеротип, силуэт, - Дженни молится. - Сделай хоть что-нибудь, Боже! Я живу из последних..."
И Бог выключает свет.