(no subject)
Другие записи: Милые, дорогие, родные | День 2010.10.08, Точное время 20:38:00 | Вся компания была | nami bilo sdelano
* * *
Полюби этот рыжий фонарь
под окном, этот тополь высокий,
этот хмурый бесснежный январь,
старых писем ломкие строки,
чей-то голос и чей-то взгляд,
шум дождя, одинокую птицу,
то, что минуло, то, что длится,
то, что больше не повторится -
дом сожженный, заброшенный сад…
Так попробуй же удержать
дорогое - в дрожащей ладони.
Так попробуй - на зыбком перроне
в ураган и грозу устоять
и не выпустить из руки
то, с чем больше значительно вес твой…
Под суровой твердью небесной,
где беснуются сквозняки,
а вокруг - то ли плач, то ли пир,
то ли смех, то ли вой, то ли скрежет -
удержи этот хрупкий мир.
Ну, а он тебя точно удержит -
не позволит ветрам унести…
Вариант... Задолбалась я с этим стихом. Раз 20 правила...
* * *
То, что дорого: рыжий фонарь
под окном твоим, тополь высокий,
этот хмурый бесснежный январь,
старых писем ломкие строки,
чей-то голос и чей-то взгляд,
шум дождя, одинокая птица…
То, что больше не повторится…
Дом сожженный, растерзанный сад...
Так попробуй же удержать
дорогое - в дрожащей ладони…
Так попробуй - на зыбком перроне,
на холодном ветру - устоять
и не выпустить из руки
то, с чем больше значительно вес твой…
Под суровой твердью небесной,
где беснуются сквозняки,
;а вокруг - то ли плач, то ли пир,
то ли смех, то ли вой, то ли скрежет -
удержи этот хрупкий мир.
Ну, а он тебя точно удержит -
не позволит ветрам унести…
* * *
Устоять на холодном ветру
в этом мире, где все кренится,
плотно-плотно прижавшись друг к дру-
гу, чтоб ветру не дать просочиться
между душами…
Робко вывешиваю. Написано после долгого перерыва... Ольга, придирайся, пожалуйста! Я без придирок не могу!
Обжитая земля
Мягкая, мокрая, податливая земля. Поднимаю голову: небо в рваных клочьях дыма.
Шлагбаум. Ржавые рельсы. Между рельсами - обрывки газет, рваные пакетики от сухариков, окурки, конфетные бумажки… Серые стены. Редкие мокрые деревья. Где-то вдали - две маленькие темные фигурки. Мужская и женская. Бесформенные глыбы домов.
Рельсы тянутся до ближайшего завода ЖБИ. По ним на завод подвозят материалы или, может, топливо в вагончиках. Но почему-то кажется, что они тянутся дальше, и дальше, и дальше в эту бесприютность и тоску. И не будет им конца. И почему-то хочется лечь на эти рельсы, протянуться и закрыть глаза.
Чьи-то лица. Чьи-то голоса. У кого-то грустная улыбка замерла. Кто-то курит - в нос ударил запах табачного дыма. У кого-то руки в карманах. Кто-то держит за руку ребенка. И у всех свои думы - у кого-то легкие, молодые, у кого-то… У всех по-разному светятся глаза - пусть люди и изображают на лицах нечто «усредненно-среднестатистическое» - не слишком сильно радоваться, не слишком сильно огорчаться, - все равно у каждого сквозь это среднестатистическое светится что-то свое… Удивление и интерес на бледном личике послушно семенящего рядом со взрослым ребенка. Ребенок поднимает голову. Ребенок видит затянутое серым небо и большую ворону на дереве. Ребенок улыбается.
Дорога. Грязь. Удушливый запах бензина. Играют школьники - несутся сломя голову по тротуару, прямо через лужи - а может, нестись через грязные лужи, вздымая тучи брызг, для них особенное наслаждение? На бледных лицах - горящие, молодые, почти счастливые глаза.
А этот мокрый серый мир, оказывается, не так уж и сер. Приглядываюсь… Вот это дерево… Его ствол чуть синеват. И как прихотлив и хрупок узор ветвей. А ветви вон тех кустов - красноваты. А вот трава - больная, сырая - но все-таки живая, зеленая трава.
Среди этой сырости и грязи…
В траве - бурые размокшие листья… Каштан. Блестящий, скользкий. Я улыбаюсь. Я помню, как чуть больше четырех лет назад мы с Ольгой собирали каштаны у ВВЦ. Зачем? - а кто знает… Каштаны были холодные, мокрые, темно-красные, коричневые, лиловые… Их было приятно держать в ладонях, приятно слушать, как они постукивают в карманах…
Глупые, ничего не значащие воспоминания. Но почему-то очень дорогие…
Мир сегодняшний - 13. 01. 2007. И клочья дыма на небе. И деревья. И вороны. И люди - как же все это хрупко... Идут, движутся, говорят - уязвимые, зыбкие, почти бестелесные…
Нагибаюсь за каштаном. Рука чувствует приятную холодноватую свежесть. Вот - беспомощная травинка дрожит на ветру…
Шприц. Игла. Красные деления. Красный цвет резко выделяется на неярком фоне… Ударяет по нервам.
Зачем шприц? Почему?.. Кто? - диабетик или…
Отбитое горлышко бутылки. Зажигалка. Конфетная бумажка.
…Этой зимой снега нет и не предвидится. Потому что ветер юго-западный. Вот уж которую неделю. Зима постояла дней десять - и объявила себя несостоявшейся. Мягкая, податливая земля. Мутная, неспокойная вода в канале.
Снега нет. Нечем прикрыться. Все - нараспашку.
Еще бумажка. Окурки. Лузга.
Каштан на ладони.
Дым.
Шорох шагов. Голоса. Покашливание.
Дорога. Рев моторов.
… Обжитая земля. Бесприютная...
______________________________________________________
Дождь. Ни крохи снега. Черно за окном, несмотря на ярко-рыжий фонарь. 7.20. Отец вышел из подъезда, идет на работу. Смотрю на него из окна. Господи… А ведь он сейчас как будто меньше моей ладони!..
И сжимается сердце.
Герой «Тошноты» словно бы стремится «пробиться» сквозь толщу обступающих вещей, сквозь эту почти сплошную массу ЧУЖОГО, непонятного, бессмысленного. Липкие вещи, опутывающие (корни!), мешающие… Он пытается вырваться «за пределы» (подобно джазовой мелодии, которая звучит на пластинке), и - не может.
У меня по-другому. Я тоже, пожалуй, смысла и цели не вижу, но… Для меня вещи, как и я сама - настолько хрупки и ПРЕХОДЯЩИ, что как будто их и вовсе нет. Они не только не давят, но и… сами исчезают каждый миг - зыбкие, хрупкие, податливые.
Тронешь одно - и все остальное нарушается, смещается. «Не удержать, не сохранить…» - это В. Абрамова.
…Лежу под одеялом (так и не смогла уснуть ночью) - и не чувствую собственного тела, не чувствую СУЩЕСТВОВАНИЯ. Вот одеяло, подушка… а между ними я, настолько слабая, полупризрачная, ничтожная, что… можно мной и пренебречь.
Почти что потерялась в собственной постели.
Очередной бред на тему Кафки (сильно же он меня впечатлил!): «Однажды после беспокойного сна Екатерина К. не обнаружила в постели самой себя…»
Я понимаю Антуана Рокантена, потому что почти так же остро, как он ЧУВСТВУЕТ существование, я его НЕ-ЧУВСТВУЮ.
(«Эта комната будто пуста…» или «Мир не бескраен…»)
Думаю: а что было бы со мной, если бы я не писала (пусть даже и этот бред)?.. Да ничего. НИЧЕГО. Просто не представляю себя без этого. Я пропаду. Меня не будет.
Не существую без творчества. Сносит сплошным потоком. Цепляюсь за листы бумаги, на которых хоть какое-то доказательство того, что я ЕСТЬ - буковки, фразы, предложения… Поэтому когда Лена Б. говорит: «Ты - это одно, а твое творчество - совсем другое», я не понимаю, о чем она. Какая еще «ты»? Где она, то есть я? Вот листки, буковки, строчки. Они запечатлены, они есть. А меня нет.
Пытаюсь писать стихи. О старых письмах: «Лепестки увядшей души…»
Тьфу. Пошло.
Я поняла. Чтобы жить в этом мире, надо за что-то цепляться - т.е. что-то любить в этом мире. Причем до глубины души, до фанатизма любить - тоненькие ниточки легко рвутся…
Иначе унесет ветром. Или потоком…
Меня - уже уносит.
Столько грязи в душе. Взять бы веничек да подмести… Вот только лень.
* * *
Хармс иногда убийствен в своем «юморе» (вспомнить хотя бы «Товарища Машкина и товарища Кошкина»!). А вот одно из его «веселеньких» стихотворений для детей:
Иван Топорышкин пошел на охоту,
С ним пудель пошел, перепрыгнув забор.
Иван, как бревно, провалился в болото,
А пудель в реке утонул, как топор.
Иван Топорышкин пошел на охоту,
С ним пудель вприпрыжку пошел, как топор.
Иван провалился бревном на болото,
А пудель в реке перепрыгнул забор.
Иван Топорышкин пошел на охоту,
С ним пудель в реке провалился в забор.
Иван, как бревно, перепрыгнул болото,
А пудель вприпрыжку попал на топор.
Словесная чехарда. Игры слов и смыслов. Абсурдность - жизни? - отношение к жизни, граничащее с цинизмом (цинизм всегда от романтизма души, разочарование идеалиста). Жизнь, с которой можно «поиграть в ладушки, в прятки и догонялки» - а почему бы и нет, все равно смысла нет нигде. Известная легкость ритма. Попытка спрятаться, прикрыться, ускакать от смерти… «В реке перепрыгнул забор» - это как «я от бабушки ушел…» Не хочешь провалиться в болото - пожалуйста, возможны варианты! Можно от этого уйти - легко, танцующим шагом. И все-таки смерть настигает - не одного так другого - уводит от болота и приводит к топору - через всякие хитроумности, через словесную чехарду... Все равно - пудель вприпрыжку (танцуя! и как бы случайно - жизни наплевать, она веселится, играет) попал на топор. И стихотворение закончилось.
_________________________________________________
Жуткое стихотворение Л. Миллер. Начинается так:
Этот лезет на рожон,
А другой - в бутылку,
Третий, временем сражен,
Перерезал жилку…
Жилку!!! И это таким «танцевальным», почти частушечным размером…
М-даа… Е. К. явно не входит в число любимых поэтов Екатерины Куриченковой.
Биться головой о стенку… НЕ смиряясь.
Я готова петь с утра до ночи!
Особенно удаются мне «завывальные» песни.
Щас спою! Вот, слушайте:
У-у-у-у-уу…
(С раннего детства люблю гласный «у». «Утка», «утюг» - мои любимые И. существ. А еще… кто меня знает, тот догадается… река Унжа!)
О, му-у-узыка!..
Сумасшедшая Катя. Сумасшедшая Катя. Катя - сумасшедшая.