Первое пробуждение сознания было ранним утром. Комната
остановилась. Из окна медленно наползал молочно-белый свет. Пока еще слабый, но
неотвратимый. Куда ты прешь, подумал я. Ведь я еще не спал, а ты уже... И это
было впервые за много часов, когда я подумал о чем-то другом. И поэтому, наконец,
уснул.
Во второй раз было легче. Комната уже не выглядела мертвой;
по обоям забегали солнечные блики, воздух наполнился звуками дня. Живущая под
моими ребрами Боль не стала глуше. Но я к ней немного попривык. Мы даже начали
общаться.
- Слушай, а если я просто удалю журнал, ты меня не будешь
так мучить?
- А если я тебе селезенку удалю, у тебя в каком ухе
зазвенит?
- Еврейка... Ладно,
понял, не поможет ничего. Сегодня ты опять со мной до шести утра?
- Не ной, - зевает Боль, - поднимай задницу с постели,
сделай что-нибудь полезное. Бутерброд съешь, или вон белье грязное загрузи в
стиралку, наконец. А я перед сном приду. Поворочаешься часок-другой, и заснешь.
Завтра на работу.
- Приходи, - быстро соглашаюсь я, - только, это... Не
приводи больше с собой Ненависть и Отчаяние. От Ненависти у меня тело
судорогами сводит, а на Отчаяние уже не хватает слез.
- Меньше пИсать будешь... И вообще - это уж как Предательство
распорядится. Хотя, знаешь, хуй с ним, с начальством. Хочешь, я Печаль приведу?
Светлую. Сможешь снова посмотреть на фотографии любимого. И посты о лучшем
друге перечитать без содрогания. Давай, а?..
- Ну, нет... Это еще очень-очень рано. Я не могу ее принять,
и вряд ли скоро смогу. Ты приходи одна...