Пушкин - Пущину. Из черновиков ...надцатого года
У нас в России, как обычно,
зима внезапна шопесец,
и нет надежды, что хозслужбы
её предвидят наконец.
Мой друг Жанно, а что в столице?
Там император, говорят,
призвал сограждан восхититься
сияньем царственных наград,
из коих многие навесил
на груди ярых болтунов,
судей и дам,
с кем начудесил
во время праздничных балов.
Не нам судить, что за похабность
они творят на госпосту,
но раньше награждали храбрость,
а нынче - б***скую п**ду.
По птичьей почте чикчиричут,
что в областях голодомор,
что отменили электрички,
что завтра вводят новый сбор -
казне и церкви вспоможенье,
что продразвёрстка, нэп, гулаг,
что на Сенатской быть броженью -
скажи, ужели это так?
Я проболел весну и лето, не видел осени, но вот
зима последняя поэта к священной жертве призовёт -
и я, мой друг, я буду с вами,
Архип уже готовит сани,
плевать на гибельность примет:
хмарь, охватившая Россию,
безудержна, невыносима,
но должен же быть где-то свет!
Рисуя странные зигзаги, рука истории спешит,
мешая в кучу автозаки, людей, коней, ОМОН, some shit,
попов, азефов и жандармов, и крестный ход с броневиком,
и некто, может, Джугульянов, толпе пока что незнаком,
но рок его уже отметил,
и то, что нынче он свершит,
аукнется в десятилетьях.
Итак, Жанно? Пройдём Манежной,
Большой Никитской, Моховой?
Мятеж российский - безнадежный,
ожесточённый,
неизбежный,
всегда творится вихрем снежным
над мёрзлой мостовой.
Неразличимы среди многих,
на площадь выйдем -
что в итоге?
Неужто новый срок?
Пока свободою… порывы…
метель срывает с губ призывы,
внося в мартиролог.
У нас в России, как обычно,
нет тайны в переписке личной,
и всякий, кто прочтёт,
пусть знает:
нынче ж буду с вами.
Засим откланиваюсь. Vale!
Дантес пройтись зовёт.
25 декабря 2014
зима внезапна шопесец,
и нет надежды, что хозслужбы
её предвидят наконец.
Мой друг Жанно, а что в столице?
Там император, говорят,
призвал сограждан восхититься
сияньем царственных наград,
из коих многие навесил
на груди ярых болтунов,
судей и дам,
с кем начудесил
во время праздничных балов.
Не нам судить, что за похабность
они творят на госпосту,
но раньше награждали храбрость,
а нынче - б***скую п**ду.
По птичьей почте чикчиричут,
что в областях голодомор,
что отменили электрички,
что завтра вводят новый сбор -
казне и церкви вспоможенье,
что продразвёрстка, нэп, гулаг,
что на Сенатской быть броженью -
скажи, ужели это так?
Я проболел весну и лето, не видел осени, но вот
зима последняя поэта к священной жертве призовёт -
и я, мой друг, я буду с вами,
Архип уже готовит сани,
плевать на гибельность примет:
хмарь, охватившая Россию,
безудержна, невыносима,
но должен же быть где-то свет!
Рисуя странные зигзаги, рука истории спешит,
мешая в кучу автозаки, людей, коней, ОМОН, some shit,
попов, азефов и жандармов, и крестный ход с броневиком,
и некто, может, Джугульянов, толпе пока что незнаком,
но рок его уже отметил,
и то, что нынче он свершит,
аукнется в десятилетьях.
Итак, Жанно? Пройдём Манежной,
Большой Никитской, Моховой?
Мятеж российский - безнадежный,
ожесточённый,
неизбежный,
всегда творится вихрем снежным
над мёрзлой мостовой.
Неразличимы среди многих,
на площадь выйдем -
что в итоге?
Неужто новый срок?
Пока свободою… порывы…
метель срывает с губ призывы,
внося в мартиролог.
У нас в России, как обычно,
нет тайны в переписке личной,
и всякий, кто прочтёт,
пусть знает:
нынче ж буду с вами.
Засим откланиваюсь. Vale!
Дантес пройтись зовёт.
25 декабря 2014