Илья Эренбург. Дороги Европы
И.Эренбург || « Известия» №1, 1 января 1946 года
С новым годом, дорогие товарищи!
# Все статьи за 1 января 1946 года
Я проехал много тысяч километров по дорогам Европы. Я видел и развалины Буды, и вырубленные врагом масличные рощи Далмации; я видел и женщин Черногории, которые оплакивали своих детей, и в Нюрнберге я увидел детоубийц. Путник теперь не может любоваться и отдыхать: каждый камень заставляет думать, каждая могила требует ответа. Люди, слабые духом, могут притти в смятение: слишком много развалин для одной короткой жизни. Я видел страшные раны Европы, но за щебнем, за бурьяном, за могилами я различал новый день, новую жизнь.
На пражской ратуше были замечательные часы: в полдень раскрывались створки, и длинная процессия прославляла вершину дня. Эти часы погибли от бомбы; но и на площади Праги, перед руинами старой ратуши я знал: сейчас раннее утро Европы. Полдень - время зрелых плодов, классических романов, глубокого счастья; а теперь на дворе рассвет, холодный и бледный. Не спутаем часов - трудную зарю не примем за сумерки!
Сколько горя принесли миру фашисты! Меня преследует одна мысль: несоответствие между ничтожеством поджигателя, который, блудливо озираясь, чиркает спичкой, и силой пожара. Трусливы, отвратительны, душевно мелки преступники, которых судят в Нюрнберге. Я сидел неподалеку от них, и часами я старался разглядеть: что скрыто за их масками? Ничего, кроме придушенной свирепости и бесстыдного страха. Палач Польши Франк расплакался, увидев на экране трупы людей, замученных немцами в концлагерях. Франк видел Треблинку, Майданек не на экране; тогда он не плакал. Откуда же эти выделения желез, которые даже не хочется назвать слезами? Увидев документальный фильм, Франк понял, что дело идет к петле, и человек, спокойно посылавший в газовые камеры миллионы невинных, расплакался над своей судьбой. Как это просто и как отвратительно! Слов нет - они мелки; но едешь, едешь из страны в страну, равнины сменяются горами, степи - морем, а повсюду тот же мусор, та же зола, то же горе: эти мелкие злодеи совершили великие злодеяния.
Не похожи были друг на друга города Европы; а среди развалин идешь, как по кладбищу, и, видя тридцатый, пятидесятый, сотый разрушенный город, уже ничего не замечаешь, и кажется, что ты пришел на знакомое место и что всю жизнь прожил среди пепла и щебня. Развалины Ниша те же, что и развалины Орла.
Мать оплакивает первенца, и, знаменитый ли поэт ее сын, или неведомый миру скромный юноша, скорбь матери та же. Фашисты погубили древние города, памятники искусства, дорогие всему человечеству. Но, если и не было в городе достопримечательностей, привлекающих путника, был любой город обжит, как дом, согрет любовью своих жителей, и они оплакивают обыкновенные улицы, потому что все улицы, как все люди, необыкновенны: за ними долгая жизнь, труд, горести и радости, судьба.
Я назову маленький народ - черногорцев. Их было триста пятьдесят тысяч. Погибло восемьдесят пять тысяч. Был у черногорцев один небольшой, но современный город - Подгорица. От него остались обугленные камни. Есть в Черногории министр промышленности, но не осталось ни одной, даже крохотной, фабрики. Нет грузовиков, нет горючего, и трудно довезти до гор хлеб; люди голодают. С гор видна бухта Каттаро: там юг, маслины, довольство, дома, окруженные розами. А наверху зима, голод, камни, развалины, могилы.
Почему же поселились некогда люди среди этих бесплодных скал? Летописцы ответят: здесь были отважные горцы, отстаивавшие свою свободу от турецких завоевателей. Есть нечто выше и маслин, и юга, и богатства: свобода. И, может быть, именно потому, что в суровой Черногории когда-то поселились люди, отказавшиеся от всего ради свободы, века спустя, в трудные годы, которые мы только-что пережили, уцелели розы побережья: их спасли ружья черногорцев.
Есть большой ущерб во всем: злое дело фашизма. Редко мычит на пастбище корова. Редко качает мать колыбель. Редко в предвечерней тишине раздаются жалобы рояля. Да и обеднела Европа. О, конечно, на улицах Бухареста можно встретить немало франтов. Только выглядят они франтовато до первого дождя: этим летом их спасала засуха. А пойдет дождь, и щегольские костюмы, сделанные из «челофибры», превращаются в тряпье. В магазинах различных стран продают вещи, мало кому нужные: подсвечники там, где нет свечей, масленки там, где нет масла, шнурки для ботинок - босым, бумажные цветы, ванильный порошок, несгораемые шкафы и лекарства от тучности. А тучные давно уж вылечились без всяких лекарств... Повсюду самый модный предмет - сумки, с которыми домашние хозяйки ходят на базар, так называемые «авоськи», и для франтих «авоськи» украшают бисером, снабжают молниями, а в Германии их даже обшивают оставшимися в избытке орденскими ленточками от «железных крестов».
Фашизм ограбил, раз’ел, расшатал Европу. Югославия вывозила кожу; теперь там крестьяне ходят босые. Венгрия считалась житницей Европы; теперь там горожане с умилением смотрят на кусочек белого хлеба. Трудно проехать не только из страны в страну - из города в город: нет угля, нет паровозов, нет вагонов.
Они стреляли в сердце, эти нюрнбергские злодеи, они прежде всего убивали людей мысли, авангард народов, разведку человечества: ученых, писателей, учителей, студентов, людей, жаждавших истины и любивших правду. Фашистам мало было затемнения городов, они хотели затемнения совести. В Праге студенты после шестилетнего перерыва вошли в аудитории университета; они были взволнованы, как Колумб, увидавший землю: эти дожили, открывают знание. А сколько погибло? Сколько лучших детей Югославии пало в боях? Сколько замучено болгарских учителей? Весь путь меня обступали тени мертвых, я как бы беседовал с ними, стараясь понять будущее маленькой и великой части света.
Могли ли годы затемнения не смутить иного? Если сильные уходили в горы или в подполье, жили, как живой водой, подслушанной радиопередачей, подобранной листовкой, то слабые прозябали годы и годы в мире лжи, низости, жестокости, который нюрнбергские злодеи называли «новой Европой». Неудивительно, что порой видишь в той или иной стране барана, который, живя с волками, научился если не выть, то хотя бы блеять по-волчьи... Фашизм - чума, и если героизм Красной Армии уничтожил очаг эпидемии, то микробы еще существуют. Я видел развалины Берлина. Человек не может упиваться зрелищем разрушения: человек - не фашист. О, разумеется, люди, называвшие себя «народом господ», заслужили и этот мусор, и презренье. Но я хочу иного: я хочу увидеть фашизм разрушенным до основания, испепеленным, как Берлин, ибо дело не в камнях, а в людях, в мыслях и в бессмысленности, в чувствах и в бесчувствии.
Как бы ни маскировался фашизм, как бы он ни перекрашивался, как бы ни называл себя, он всегда отвратителен. Этот яд опасен даже в гомеопатических дозах, а его еще кое-где сервируют ведрами. Гнусна и опасна идея расизма, безразлично, от кого она идет и против кого направляется. Горько, что есть еще на свете люди, которые после всего происшедшего, верят не в кровь, щедро пролитую героями, сражавшимися за свободу, а в «кровь расизма - в это самое мерзкое изо всех суеверий».
Говоря о микробах фашизма, я думаю не только о том подполье, в котором водятся фашистские или полуфашистские диверсанты, я думаю также о душевном подполье на вид обыкновенных людей. В этом душевном подполье копошатся заблуждения и предрассудки, рожденные темными годами, они мешают человеку выпрямиться, взглянуть с доверием на ребенка, посадить дерево, отстроить дом.
В некоторых странах за последнее время возросла преступность; фашизм и в этом повинен: ведь люди, ныне заканчивающие свои дни среди развалин Нюрнберга, слишком долго проповедывали разбой. Мораль фашизма - это попрание всякой морали. Можно ли удивляться, что микробы обманывают бдительность различных таможенников? А вульгарные бандиты исповедуют в миниатюре «теорию жизненного пространства» - культ грубой силы и грабежа.
Я говорил о частных случаях, о моральном распаде отдельных индивидуумов. Фашизм оставил после себя не только вкус к крови, но и вкус к легкой наживе; при чем практика вполне сочетается с теорией: в Будапеште много людей, которые честно трудятся, но имеются в Будапеште и шакалы, люди, для которых спекуляция - символ веры; именно они в свободные от сделок часы осуждают правительство, реформы, прогресс и жаждут обзавестись новым Хорти. Я был в одной румынской деревне; крестьяне там радовались земле: после аграрной реформы они получили по нескольку гектаров на семью; одновременно крестьяне с испугом говорили о каком-то полковнике Константинеску, который грозит, что землю он отберет. Я пошел к этому полковнику в отставке; он оказался помещиком, обиженным земельной реформой. Он сказал мне: «С землей - это дело нерешенное...» Я спросил, почему он так думает; отставной полковник ответил: «А разве вы не слыхали об атомной бомбе?..» Дело не в том, что он наивно думал, будто расщепление атома может вмешаться в расщепление латифундий, - дело в привкусе, который оставил после себя фашизм, его принципы и его методы.
Когда немецкие фашисты поняли, что разгром третьего рейха неминуем, они об’явили о создании подпольной террористической организации «оборотней». Я ездил по германской территории, оккупированной советскими и американскими войсками, и с « оборотнями» не столкнулся. Но видел я других, на вид мирных «оборотней» фашизма, видел их и в Германии, и в других местах. Нужно понять: «обернулся» фашизм, он переодет, снабжен фальшивыми документами. Красная Армия помогла другим народам освободиться от фашистов, но от фашизма должен освободиться каждый честный человек - от струпьев и от гнид.
Материальный ущерб, может быть, легче будет многим преодолеть, нежели ущерб моральный. Я был в Будапеште, когда там торжественно открывали мост через Дунай, соединяющий Пешт с Будой. Правда, мало что осталось от Буды, но отстроят и ее. Труднее справиться с тем зиянием, которое оставило после себя время Хорти и Салаши. Душу сложнее отстроить, чем дом. И тот туман, который ползет в часы рассвета, стараясь продлить ночь, туман, который в газетах обычно называют «силами реакции», не что иное, как испарения фашистских трясин. Для всей Европы, для всего мира по-новому теперь звучит слово «прогресс», оно связано с основной проблемой: будет ли человечеством реализована победа, оплаченная жизнью лучших? Чудес не бывает, и Европа долгие годы будет залечивать свои раны. Но если можно временно жить хуже, чем жил прежде, скромнее одеваться, меньше есть, то чье достоинство примирится с принижением чувств, с оскудением мысли? Вопреки поговорке, скажу, что нельзя выбить фашистский клин фашистским или полуфашистским клином; только прогрессивные идеи, культ знания, приверженность к свободе, уважение к человеку могут морально добить фашизм и позволить людям пойти дальше к счастью.
Вот почему так легко теперь дышится в Югославии. Это - одна из самых разоренных, самых пострадавших стран, но югославы не только отстояли независимость своего государство, - они создали новый душевный строй. Уродливому национализму они противопоставили высокий девиз: «братство и единство». Можно увидеть в новой Югославии флаги всевозможных цветов: сербские, хорватские, словенские, македонские, албанские, итальянские - старые национальные флаги, одно на них новшество - маленькая красная звезда украшает эти различные и долго враждовавшие между собой цвета, как бы символизируя преодоление слепой ненависти. Я видел маленькую Албанию, она начинает свою историю; и оправдана там каждая могила, каждая развалина; там не спрашиваешь себя, будут ли люди, отравленные вражеским анчаром, отброшены далеко назад; там видишь рост в любом начинании, в любом слове. Я полюбил болгар за ту скрытую страсть, за тот внутренний огонь, которые помогли им выжечь страшную язву фашизма. Этот народ преодолел горечь судьбы, которая была к нему слишком несправедлива, взрывом совести; он показал, что счастье не в искусственном «престиже», а в ощущении внутреннего достоинства, что ненависть к фашизму только тогда благотворна, когда человек равно ненавидит и чужих фашистов, и доморощенных.
Я попал в Нюрнберг после того, как побывал в семи различных странах, я увидел сначала преступления, а потом два десятка преступников. Как бы ни были они морально ничтожны, процесс притягивает к себе внимание человечества; он больше и личностей подсудимых, и судьбы того или иного злодея. Ведь все они настолько запятнаны кровью миллионов, что для определения кары не стоило бы тратить и дня. Значение процесса в другом: перед народами проходит потрясающая история жадности и зверства, глупости и трусости, наглости и садизма. Эту историю мы пережили все на себе, но судебные дебаты расширяют опыт каждого, показывают, что ожидало бы не только сербских или белорусских крестьян, но и американских фермеров, если бы не поднялись против фашизма народы и впереди других наш народ. Процесс предостерегает от повторения пройденного, от попустительства, от хитрой и вместе с тем наивной игры, от равнодушия, ибо второго нашествия, новых Дахау и Освенцимов Европа не выдержит. Надо полагать, к весеннему севу нюрнбергские злодеи уже не будут осквернять сеятелей; но Нюрнбергский процесс, этот эпилог третьего рейха, станет эпилогом фашизма только в том случае, если он вдохновит и народы, и каждого честного человека на борьбу против последних микробов чумы.
Я говорил о заразе, о белокровии, о подлинных заболеваниях и о мнимых лекарях, которые хотят удалить здоровые части организма и облегчить развитие инфекции. Я скажу теперь о том, как борется организм с заболеванием. Нет нужды упоминать о тех странах, где болезнь ликвидирована, как, например, об Югославии; но даже в государствах, наиболее зараженных черными десятилетиями, мы видим процесс выздоровления. Стоит поговорить с венгерскими рабочими или с румынскими крестьянами, чтобы понять, насколько неправы люди, оплакивающие Европу. Значение нашей победы в том, что повсюду она возродила, обновила великое понятие: народ. Конечно, и прежде адвокаты всех стран, будь они даже юрисконсульты чужеродных трестов, клялись именем народа, хотя, если их портфели и были набиты различными доверенностями, то среди последних не было одной - доверенности народа. Теперь народы больше никому не склонны разрешать говорить от их имени, и в этом залог спасения послевоенной Европы.
В различных городах Европы я видел проекты памятников Красной Армии; над ними работают лучшие скульпторы: искусство стремится выразить чувства народов. Много слышал я и стихов изысканных поэтов, и простодушных песен, посвященных Армии-Освободительнице. Но и без статуй, но и без стихов я понял бы все по блеску глаз, по теплу рук. Недоброжелатели долго, упорно стремились противопоставить Россию Европе; и вот с далекого Востока, с берегов Волги пришли люди, которые спасли от фашистских вандалов и древние камни Европы, и ее будущее. Когда проезжаешь по дорогам Европы, по ее некогда пышным городам, исковерканным снарядами, бомбами или немецкими «факельщиками», мысль невольно обращается к кульминационному пункту только-что пережитой миром трагедии: к Сталинграду, - там спаслась Европа, там были решены судьбы и Праги, и Парижа, и Рима. Советская Россия стала в представлении народов понятием не только географическим, политическим, но и моральным. Все понимают, какая сила помогла людям пройти от Волги до Эльбы, и в далекой Албании, где и не видали красноармейцев, люди, борясь за свободу, клянутся мужеством и честью Сталинграда. Был я в Чехословакии, когда оттуда уходили последние части Красной Армии; их провожали, как родных; женщины плакали. А когда ушел из Праги последний красноармеец, остались там могилы героев, и с ними осталось нечто, что трудно поддается определению - подвиг самопожертвования, который неустраним из народного сознания. Видел я русские могилы и в Карпатах, и в Альпах, и на ласковом берегу Адриатики: напоминание о долге, о чести, о братстве. В десяти странах мы оставили тени, героев, и эти тени, эта память не позволят фашизму, в какие одежды он ни рядился бы, повторить страшную историю тридцатых и сороковых годов нашего века.
Я ехал на восток. Было холодно, неприютно; выехали мы рано, а декабрьский денек не торопится. В плотном тумане скорее чувствовались, чем были видимыми, развалины какого-то городка. И все же начался день. Прорвав туман, показался красноватый диск солнца. У барака шумели дети: они пришли в школу; и, хотя жалок был барак и плохо обуты ребята, они весело играли в те детские игры, которые повсюду одни. И дальше снова была дорога, разбитая войной; но она уже казалась мне иной - дорогой жизни: эти дети увидят новую Европу. // Илья Эренбург.
***********************************************************************************************
Два года
Два года, старый, весь седой,
И новый, молодой,
В снега и вьюги облачась,
Сошлись в полночный час.
- Осталось несколько минут
Мне жить, - сказал старик. -
Все смотрят на часы и ждут,
Чтоб ты, дитя, возник.
И вот, покуда цифра пять
Идет в небытие,
Хочу тебе я передать
Наследие мое.
Я был необычайный год,
Вместительный, как век.
Моих событий бурный ход
Запомнит человек.
Полжизни я провел в бою
В лесах, горах, степи.
Я победил. А ты мою
Победу закрепи.
Меня убийцы-главари
Боялись, как огня.
Ты к смерти их приговори
И заверши меня...
Не только молнию и гром
Носил я в кобуре,
Ударил атомным ядром
Я по земной коре.
То был космический удар
И пламени смерчи.
На благо людям грозный дар
Природы изучи.
Смотри: перед тобой плывет
Туманный шар земной.
Вот темные моря. А вот -
Сиянье над страной.
То величайшая из стран,
Народ ее богат.
Там есть и уголь, и уран,
И рожь, и виноград.
Там продвижением вперед
Отмечены года.
Там в новом качестве встает
Величие труда.
Иди же, Новый Год, иди!
Работай, радуй всех.
Ты будешь мирного пути
Одной из важных вех.
Послевоенному труду
Отдашь свой юный рост
У всей планеты на виду,
При свете алых звезд.
Вера Инбер.
***********************************************************************************************
Фашистский зверинец.
«Сколько веревку ни вить, а концу быть». (Русская пословица)
Двенадцатый час гитлеровских преступников. Рис. Б.Ефимова.
☆ ☆ ☆
01.01.46: Е.Кригер: Год 1945! ("Известия", СССР)
Декабрь 1945 года:
31.12.45: Д.Заславский: В подземелье фашистских преступников ("Правда", СССР)
29.12.45: Судебный процесс по делу о немецко-фашистских зверствах в Ленинградской области ("Правда", СССР)
29.12.45: Судебный процесс по делу о немецко-фашистских зверствах в Орловской, Брянской и Бобруйской областях ("Правда", СССР)
28.12.45: Судебный процесс по делу о немецко-фашистских зверствах в Орловской, Брянской и Бобруйской областях ("Правда", СССР)
27.12.45: Вс.Вишневский, Кукрыниксы: На Нюрнбергском процессе. Дениц и Редер ("Правда", СССР)
27.12.45: Судебный процесс по делу о немецко-фашистских зверствах в Орловской, Брянской и Бобруйской областях ("Правда", СССР)
25.12.45: А.Бегичева: Живые свидетели ("Известия", СССР)
23.12.45: Б.Полевой: Нож разбойника || «Правда» №304, 23 декабря 1945 года
23.12.45: А.Трайнин: Преступные организации гитлеризма ("Правда", СССР)
23.12.45: И.Эренбург: В Чехословакии || «Известия» №300, 23 декабря 1945 года
22.12.45: Л.Леонов: Гномы науки || «Правда» №303, 22 декабря 1945 года
22.12.45: Л.Шейнин: Призраки заговорили || «Известия» №299, 22 декабря 1945 года
22.12.45: А.Твардовский: Из песен о немецкой неволе ("Известия", СССР)
21.12.45: Б.Полевой: Кухня дьявола || «Правда» №302, 21 декабря 1945 года
21.12.45: Вс.Вишневский: Вылазки гитлеровских последышей ("Правда", СССР)
20.12.45: Л.Леонов: Тень Барбароссы || «Правда» №301, 20 декабря 1945 года
17.12.45: Я.Макаренко: Коричневые лапы ("Правда", СССР)
17.12.45: Вс.Вишневский: Ничего не забыто! ("Правда", СССР)
17.12.45: Д.Заславский: Каннибалы || «Правда» №299, 17 декабря 1945 года
16.12.45: Вс.Иванов: Призраки, источающие яд ("Известия", СССР)
16.12.45: Б.Полевой: Книга в коже || «Правда» №298, 16 декабря 1945 года
15.12.45: Вс.Вишневский: На гитлеровской каторге ("Правда", СССР)
15.12.45: А.Трайнин: Этапы Нюрнбергского процесса ("Правда", СССР)
15.12.45: Вс.Вишневский, Кукрыниксы: На Нюрнбергском процессе. Розенберг, Иодль ("Правда", СССР)
15.12.45: Казнь палачей из Бельзенского концлагеря ("Известия", СССР)
14.12.45: Б.Полевой: Что ждало мир ("Правда", СССР)
14.12.45: Р.Кармен: Палачи Дахау || «Известия» №292, 14 декабря 1945 года
14.12.45: К.Тараданкин: Новые трюки фашистской пропаганды ("Известия", СССР)
13.12.45: Вс.Вишневский: Гитлеровский план агрессии на экране ("Правда", СССР)
13.12.45: Б.Полевой: Не плачьте больше, Мария! ("Правда", СССР)
13.12.45: К.Тараданкин: Рабовладельцы ("Известия", СССР)
13.12.45: Н.Баканов: Финские подручные Гитлера ("Известия", СССР)
12.12.45: Р.Кармен: Этого нельзя забыть ("Известия", СССР)
12.12.45: Вс.Иванов: Волки в генеральских мундирах ("Известия", СССР)
12.12.45: Н.Баканов: Заметки с процесса || «Известия» №290, 12 декабря 1945 года
10.12.45: Л.Леонов: Людоед готовит пищу ("Правда", СССР)
10.12.45: Фотовыставка «Немцы во Львове» ("Правда", СССР)
07.12.45: Вс.Вишневский: Крах германского удара на Восток ("Правда", СССР)
07.12.45: Украина обвиняет! || «Правда» №291, 7 декабря 1945 года
06.12.45: Вс.Вишневский: Из зала суда ("Правда", СССР)
06.12.45: Н.Таленский: Великая победа под Москвой || «Правда» №290, 6 декабря 1945 года
06.12.45: Вс.Вишневский, Кукрыниксы: На Нюрнбергском процессе. Риббентроп, Кейтель ("Правда", СССР)
05.12.45: Вс.Иванов: Во имя будущего || «Известия» №285, 5 декабря 1945 года
05.12.45: Вс.Вишневский, Кукрыниксы: На Нюрнбергском процессе. Геринг, Гесс ("Правда", СССР)
05.12.45: В.Лебедев-Кумач. Мы Родину славим трудом || «Правда» №289, 5 декабря 1945 года
04.12.45: И.Эренбург: Час ответа || «Известия» №284, 4 декабря 1945 года
03.12.45: С.Маршак. «Невольное признание» || «Правда» №288, 3 декабря 1945 года
02.12.45: Л.Леонов: Фашистский змий ("Правда", СССР)
02.12.45: Л.Шейнин: Немые свидетели ("Правда", СССР)
02.12.45: А.Трайнин: Искатели «юридических щелей» ("Правда", СССР)
02.12.45: Обозреватель: Международное обозрение ("Правда", СССР)
01.12.45: Вс.Вишневский: Провокаторы и убийцы ("Правда", СССР)
01.12.45: Д.Заславский: Волчья голова и волчий хвост ("Правда", СССР)
01.12.45: И.Эренбург: Мораль истории || «Известия» №282, 1 декабря 1945 года
Газета «Известия» №1 (8917), 1 января 1946 года