Назавтра битвы не было. Андрей Сахаров: 1921-1989
Патриция Блейк, Энн Блэкмэн, " Time", США.
Статья опубликована 25 декабря 1989 года.
Величайший гуманист и правозащитник современной России умер на 69-м году жизни в пылу борьбы за свободы для своей страны. Весь тот день, 14 декабря 1989 года, он провел на бурном заседании Межрегиональной группы, либеральной фракции Съезда народных депутатов, образованной при его участии. Уговаривая, призывая и заклиная своих коллег, он требовал создания политической партии, альтернативной КПСС. Свидетели дебатов были поражены тем, как резко постарел Сахаров, когда около шести вечера увидели, каким неровным шагом он шел к трибуне. Однако в его короткой страстной речи не было места нерешительности. Он повторил свой смутивший многих призыв к общенациональной забастовке с целью прекращения институциональной монополии коммунистов на политическую жизнь в Советском Союзе. "Мы не можем принимать на себя всю ответственность за то, что делает сейчас руководство, - заявил он. - Оно ведет страну к катастрофе, затягивая процесс перестройки на много лет".
Вернувшись в свою крошечную московскую квартиру, он торжественно объявил жене и друзьям: "Завтра будет битва!" Это были его последние слова. Затем он пошел в свой кабинет, чтобы отдохнуть и как следует подготовиться к предстоящему дню. Два часа спустя жена обнаружила, что он умер от сердечного приступа. Его сердце было ослаблено десятилетиями преследований, голодовками и их неминуемыми последствиями: принудительным кормлением и заведомо неадекватной медицинской помощью. "Умереть мы вам не дадим, мы вас инвалидом сделаем", - говорил ему один из врачей.
"Сахаров был честным человеком, которого убивали много раз", - говорит Виталий Коротич, главный редактор либерального журнала "Огонек". История смертельных ударов, наносившихся Сахарову, и его последующего воскресения читается как захватывающее светское продолжение житий православных святых. Безусловно, Сахаров не рассчитывал на то, что ужас, начавшийся в середине 1970-х годов, когда режим Леонида Брежнева считал его самым опасным диссидентом страны, закончится при его жизни. Очернение в прессе, угрозы свободе и жизни - все это было его повседневной реальностью.
В 1980 г., после того, как Сахаров неоднократно выступил с осуждением советского вторжения в Афганистан, его поместили под домашний арест. Сотрудники КГБ круглыми сутками дежурили у дверей небольшой квартиры в Горьком, в 420 км к востоку от Москвы, куда поселили Сахарова и его супругу Елену Боннэр. Там у обоих начала прогрессировать болезнь сердца. До московских диссидентов дошли известия о том, что у Боннэр посинели губы и ногти, и что Сахарова мучит сильная одышка. Когда советские власти запретили Боннэр выезд за границу для операции на сердце, ее муж объявил голодовку. Власти уступили, но больной Сахаров оставался под домашним арестом до 1986 года, когда Михаил Горбачев вызвал его обратно в Москву. Первыми словами Сахарова как свободного человека был призыв к освобождению всех советских политзаключенных.
Главной заслугой Сахарова перед человечеством были его усилия по ограничению испытаний ядерного оружия и кампания за многостороннее разоружение, за что в 1975 г. он получил Нобелевскую премию мира. Но знали его, прежде всего, как неустанного борца за права инакомыслящих, угнетенных и преследуемых в его стране. Именно этим он заслужил страшный гнев Брежнева и КГБ. В те десять лет, что предшествовали его высылке в Горький, его двухкомнатная квартира служила пристанищем мужчинам и женщинам, оказавшимся в немилости у советского тоталитаризма. Сидя у себя на кухне за чашкой чая с яблочным ароматом, он раздавал бесценные советы и деньги посетителям, приходившим к нему нескончаемым потоком.
Мужество Сахарова было таким естественным, что оно ободряло других. Одетый в поношенный костюм и домашние тапочки, этот высокий, вечно сутулящийся человек с робким взглядом проявлял львиную храбрость, когда приходилось бросать вызов Кремлю. Иронизируя над своим донкихотством, он однажды назвал себя Андреем Блаженным. Говорит ученый-компьютерщик Валентин Турчин, еще один диссидент, эмигрировавший в США: "Есть две категории людей, оставляющих след в истории человечества: лидеры и святые. Сахаров был из разряда святых". Ученый Роальд Сагдеев, скорбя об уходе коллеги, воспользовался более научной метафорой: "Мы потеряли наш моральный компас - компас, который указывал нам путь в эти обманчивые годы перестройки. Он научил нас пользоваться такими простыми словами, как совесть и человечность".
Сахаров стал правозащитником и борцом за мир при самых необычных обстоятельствах. В 1940-е и 1950-е он был ведущим ученым-ядерщиком Советского Союза, живя под колпаком служб безопасности в изоляции от всех нормальных социальных контактов, всегда сопровождаемый телохранителем. Физик-теоретик масштаба американцев Роберта Оппенгеймера и Эдварда Теллера, он стал самым молодым ученым, избранным в Академию наук СССР. После того, как в начале 1950-х годов при его участии была создана советская водородная бомба, Сахаров стал обладателем множества государственных наград. Но его имя оставалось неизвестным, потому что награды вручались тайно. В те годы Сахаров считал, что он выполняет полезную функцию: "Начиная работать над этим ужасным оружием, я субъективно чувствовал, что работаю во имя мира, что моя работа укрепляет баланс сил».
С конца 1950-х годов Сахарова начала глубоко беспокоить опасность радиоактивных осадков. Несколько раз он пытался воспользоваться своим престижем, чтобы прекратить советские ядерные испытания. Никита Хрущев, вспоминая призывы физика-ядерщика о прекращении испытаний в атмосфере, с которыми тот обращался к нему при личных встречах, назвал его в своих воспоминаниях "нравственным кристаллом". Когда его закулисное лоббирование превратилось в открытую критику режима, Сахарова отстранили от ядерной программы. "Атомный вопрос был естественным путем к политическим вопросам", - объяснял он.
Впервые Сахаров принял участие в публичной демонстрации 5 декабря 1966 г., присоединившись к крошечной группе диссидентов, собравшихся на Пушкинской площади в Москве, чтобы выступить с призывом к принятию новой и настоящей советской конституции. В результате того, что он все более открыто выступал против властей, трое детей Сахарова от первого брака практически отреклись от него. Тем не менее, Сахаров отдал им свою комфортную московскую квартиру и дачу, отказываясь от материальных благ, которые он получил, работая физиком-ядерщиком. Все свои сбережения, 153 000 долларов - по советским стандартам это астрономическая сумма - он пожертвовал на онкологические исследования и Красному Кресту.
Поскольку Сахаров был одним из виднейших ученых своей страны, критика советской политики, звучавшая из его уст, оказывала сильное воздействие. В своих книгах, издававшихся только на Западе, он неоднократно указывал на то, что советское общество не выполняет обещаний коммунистической идеологии. То, что Сахаров писал по внутриполитическим вопросам, раздражало руководство почти так же, как его критика внешней политики Брежнева, которую он характеризовал как империалистическую и экспансионистскую. Недоверие Сахарова к намерениям Кремля было настолько велико, что в 1983 г. он заявил, что Соединенным Штатам, возможно, стоит "потратить несколько миллиардов долларов на ракеты МХ" ради того, чтобы эффективнее вести переговоры с Советами.
Даже в эпоху гласности Сахаров нашел, за что бороться. Вдохновленный двусторонним сокращением арсеналов СССР и США, он призвал к сокращению обычного оружия и созданию в Европе демилитаризованного "коридора" для снижения вероятности неожиданного нападения любой из сторон. Он не унялся, когда Москва признала ошибкой вторжение в Афганистан; он критиковал правительство за колониалистское отношение к Армении и прибалтийским государствам. Будучи сторонником основных реформ Горбачева, он атаковал его с трибуны Съезда народных депутатов. "Нет гарантий того, что на смену Горбачеву не придет сталинист", - предупреждал он. Освобождение политзаключенных подтолкнуло его к тому, чтобы еще настоятельнее требовать свободы для остающихся в ГУЛАГе. Он сам был избран народным депутатом, но продолжал бороться за многопартийную систему, без которой, как он знал, подлинная демократия никогда не придет в его страну. Андрей Сахаров не дожил до того дня, когда распустится цветок демократии, но, если он когда-нибудь наступит, то его имя по праву будет в списке тех, кто его сажал и взращивал. // Перевод: Максим Коробочкин ©
___________________________________________
Свобода! ("Time", США)
Понять большевиков ("The New York Times", США)
Угрожает ли нам коммунизм? ("The New York Times", США)
Нобелевский комитет выбрал не того русского ("Time", США)
Разговор с главным большевиком ("The New York Times", США)
Станет ли путч могильщиком коммунизма? ("The New York Times", США)