В Приднестровье
Представьте себе: жаркий день, река. Гвардейцы закрепились на берегу. Их немного - 11 человек. Солнце освещает их. Немцы видят советских солдат. Расстояние между сторонами не более 60 метров. Южное солнце сверкает на касках и стволах.
Кто был в числе одиннадцати? Сержант Федор Жила, бойцы Пантелеймон Тучий, Галин Нуркаев, Василий Ломакин, Григорий Коробов и другие. Их вел в бой лейтенант Борис Васильев. Оружие наших - десять автоматов и один ручной пулемёт. К этому небольшому арсеналу надо прибавить исключительную храбрость и боевой опыт одиннадцати - сталинградский и днепропетровский.
Два часа ушло на отражение девяти немецких атак. Многие фрицы полегли бездыханными. Наши пока все целы. Тонкой нитью полевого провода, повисшего над водой, одиннадцать храбрецов связаны со своей частью. Приникнув к телефонной трубке, лейтенант Васильев слышит голос командира: «Награждаю всех орденами».
Началась десятая атака. Васильев разделил силы. День близился к концу. Заходящее солнце бросало длинные тени. Сержант Жила с четырьмя бойцами пробрался во фланг немцам. Пулемётчик Коробов незаметно подполз к бугорку и приготовился бить оттуда противника в лоб. Когда немцы пошли в атаку, Васильев встал во весь рост.
- Вперёд, орлы! - крикнул он и метнул гранату.
Взрыв её был сигналом для всех. Ударила с фланга группа Жилы, запел пулемёт Коробова, ринулись вперёд солдаты. Сам лейтенант был ранен в плечо, но продолжал бежать вперёд, бросая гранаты.
Фашистская атака была сорвана. Мало того. Отражая её, наши бойцы заняли высотку. Тут же в бою она получила название «Высота Ломакина» - по имени погибшего на ней бойца Василия Ломакина. Когда спустилась ночь, гвардейцы похоронили друга.
И ещё день, и ещё ночь, и снова день. И ещё семь фашистских атак. Много немецких сил отвлекла на себя кучка храбрецов, дав нашим подразделениям возможность незаметно накопиться для контратаки. Уже четырежды ранен боец Тучий. Нет у него силы стоять на ногах. Но и лёжа он продолжает сражаться, набивает патронами пулемётные ленты.
Бой закончен. Истреблённые нашими храбрецами немцы - до двух рот - валяются на земле.
Так бьются русские солдаты.
★
Среди боевых эпизодов, происшедших на Днестре, хочется отметить подвиг Семёна Фомина, танкиста, механика-водителя. И не потому, что подвиг этот выдается своей исключительностью. Напротив, потому, что он типичен.
Гребень высоты не был занят никем. По одну сторону высоты были немцы, по другую - наши. Обе стороны бросились вверх. Гвардии сержант Семён Фомин со своим танком ворвался на позиции немецких самоходных орудий. Маневрируя, он подбил два «фердинанда». Третий выскочил на него. Целиться в немца, стрелять не было времени. И Фомин крикнул экипажу: «Иду на таран!».
Со всего хода бросился советский танк на немецкую самоходную пушку. Бронированная грудь танка вломилась в передок немецкого орудия. Оно дрогнуло, остановилось. Немцы выскочили и были уложены на месте очередями из танка. Фомин взял орудие на буксир и доставил его в свою часть.
★
Немцы, взятые в плен в районе северо-западнее Тирасполя, с ужасом вспоминают о недавних битвах. Унтер-офицер Эрнст Штуфферс говорит:
- До того, как немецкая армия ушла с Днепра, мы ещё верили в победу. Но после Днепра были Буг и Днестр, Прут и Серет...
Пораженческие настроения усиливаются в германской армии и германском тылу. Вот отрывок из письма, найденного в захваченной немецкой полевой почте. Письмо адресовано унтер-офицеру Гансу Левшеру, полевая почта 12958, и подписано его женой Рут Левшер, проживающей в Лейпциге, по Марианненштрассе, 114. «Наш Лейпциг, - сообщает она, - уже переименовали в «имперский город развалин», а также в «великую каменоломню». Завидую тебе, Ганс, что у тебя есть блиндаж! Я бы хотела тоже жить в блиндаже».
Я присутствовал при допросе пленного немецкого капитана Вилли Шульц, командира батальона.
- Подвечер, - говорил Шульц, быстро оглядываясь по сторонам, - русские перешли в наступление. Особенно позорно то, что, когда мы побежали назад, впереди бежавших оказались командир третьей роты капитан Кроте, командир четвертой роты капитан Геммель и командир второй роты обер-лейтенант Грюн. Я - старый солдат, служу в армии с 1919 года и раньше не видел, чтобы немецкие офицеры так вели себя!
Другой пленный, Шиллер, огромного роста детина, солдат одного из полков немецкой мотодивизии, признался:
- Теперь нет больше таких позиций, где германская армия могла бы удержаться. На поле боя очень часто командуют не немецкие офицеры. Там командует госпожа русская артиллерия!
Впервые немецких пленных я увидел в июне 1941 года. Они поражали своей наглостью, самоуверенностью. Сейчас они уже не те, совсем не те…
★
На поле боя в приднестровской степи среди обломков почтового фургона было найдено много писем. Пожалуй, наиболее характерны строки из письма Бригитты Хорн лейтенанту Эрику Хорн:
«Меня томят мрачные предчувствия. Вернутся ли наши люди с Востока, сколько ещё придется принести жертв? Если бы мы знали, что воина обернется для нас столь плачевно...».
Они узнают ещё не то. Они испытают ещё не один жестокий удар Красной Армии.
Кто был в числе одиннадцати? Сержант Федор Жила, бойцы Пантелеймон Тучий, Галин Нуркаев, Василий Ломакин, Григорий Коробов и другие. Их вел в бой лейтенант Борис Васильев. Оружие наших - десять автоматов и один ручной пулемёт. К этому небольшому арсеналу надо прибавить исключительную храбрость и боевой опыт одиннадцати - сталинградский и днепропетровский.
Два часа ушло на отражение девяти немецких атак. Многие фрицы полегли бездыханными. Наши пока все целы. Тонкой нитью полевого провода, повисшего над водой, одиннадцать храбрецов связаны со своей частью. Приникнув к телефонной трубке, лейтенант Васильев слышит голос командира: «Награждаю всех орденами».
Началась десятая атака. Васильев разделил силы. День близился к концу. Заходящее солнце бросало длинные тени. Сержант Жила с четырьмя бойцами пробрался во фланг немцам. Пулемётчик Коробов незаметно подполз к бугорку и приготовился бить оттуда противника в лоб. Когда немцы пошли в атаку, Васильев встал во весь рост.
- Вперёд, орлы! - крикнул он и метнул гранату.
Взрыв её был сигналом для всех. Ударила с фланга группа Жилы, запел пулемёт Коробова, ринулись вперёд солдаты. Сам лейтенант был ранен в плечо, но продолжал бежать вперёд, бросая гранаты.
Фашистская атака была сорвана. Мало того. Отражая её, наши бойцы заняли высотку. Тут же в бою она получила название «Высота Ломакина» - по имени погибшего на ней бойца Василия Ломакина. Когда спустилась ночь, гвардейцы похоронили друга.
И ещё день, и ещё ночь, и снова день. И ещё семь фашистских атак. Много немецких сил отвлекла на себя кучка храбрецов, дав нашим подразделениям возможность незаметно накопиться для контратаки. Уже четырежды ранен боец Тучий. Нет у него силы стоять на ногах. Но и лёжа он продолжает сражаться, набивает патронами пулемётные ленты.
Бой закончен. Истреблённые нашими храбрецами немцы - до двух рот - валяются на земле.
Так бьются русские солдаты.
★
Среди боевых эпизодов, происшедших на Днестре, хочется отметить подвиг Семёна Фомина, танкиста, механика-водителя. И не потому, что подвиг этот выдается своей исключительностью. Напротив, потому, что он типичен.
Гребень высоты не был занят никем. По одну сторону высоты были немцы, по другую - наши. Обе стороны бросились вверх. Гвардии сержант Семён Фомин со своим танком ворвался на позиции немецких самоходных орудий. Маневрируя, он подбил два «фердинанда». Третий выскочил на него. Целиться в немца, стрелять не было времени. И Фомин крикнул экипажу: «Иду на таран!».
Со всего хода бросился советский танк на немецкую самоходную пушку. Бронированная грудь танка вломилась в передок немецкого орудия. Оно дрогнуло, остановилось. Немцы выскочили и были уложены на месте очередями из танка. Фомин взял орудие на буксир и доставил его в свою часть.
★
Немцы, взятые в плен в районе северо-западнее Тирасполя, с ужасом вспоминают о недавних битвах. Унтер-офицер Эрнст Штуфферс говорит:
- До того, как немецкая армия ушла с Днепра, мы ещё верили в победу. Но после Днепра были Буг и Днестр, Прут и Серет...
Пораженческие настроения усиливаются в германской армии и германском тылу. Вот отрывок из письма, найденного в захваченной немецкой полевой почте. Письмо адресовано унтер-офицеру Гансу Левшеру, полевая почта 12958, и подписано его женой Рут Левшер, проживающей в Лейпциге, по Марианненштрассе, 114. «Наш Лейпциг, - сообщает она, - уже переименовали в «имперский город развалин», а также в «великую каменоломню». Завидую тебе, Ганс, что у тебя есть блиндаж! Я бы хотела тоже жить в блиндаже».
Я присутствовал при допросе пленного немецкого капитана Вилли Шульц, командира батальона.
- Подвечер, - говорил Шульц, быстро оглядываясь по сторонам, - русские перешли в наступление. Особенно позорно то, что, когда мы побежали назад, впереди бежавших оказались командир третьей роты капитан Кроте, командир четвертой роты капитан Геммель и командир второй роты обер-лейтенант Грюн. Я - старый солдат, служу в армии с 1919 года и раньше не видел, чтобы немецкие офицеры так вели себя!
Другой пленный, Шиллер, огромного роста детина, солдат одного из полков немецкой мотодивизии, признался:
- Теперь нет больше таких позиций, где германская армия могла бы удержаться. На поле боя очень часто командуют не немецкие офицеры. Там командует госпожа русская артиллерия!
Впервые немецких пленных я увидел в июне 1941 года. Они поражали своей наглостью, самоуверенностью. Сейчас они уже не те, совсем не те…
★
На поле боя в приднестровской степи среди обломков почтового фургона было найдено много писем. Пожалуй, наиболее характерны строки из письма Бригитты Хорн лейтенанту Эрику Хорн:
«Меня томят мрачные предчувствия. Вернутся ли наши люди с Востока, сколько ещё придется принести жертв? Если бы мы знали, что воина обернется для нас столь плачевно...».
Они узнают ещё не то. Они испытают ещё не один жестокий удар Красной Армии.