Шагай быстрей!
В.Гроссман || « Красная звезда» №309, 31 декабря 1941 года
Привет доблестным войскам генерала Первушина и генерала Львова и славным морякам группы военных кораблей капитана первого ранга Басистого, положившим начало освобождению Советского Крыма!
Войска Кавказского фронта заняли Керчь и Феодосию. Сталинский приказ - Крым должен быть освобожден от немецких захватчиков и их румыно-итальянских прихвостней - выполним с честью!
# Все статьи за 31 декабря 1941 года.
Матвеева вызвали к комбату. Капитан мрачно сказал:
- Что же ты, Матвеев, как же это ты сообразил: пленных немцев внес на довольствие в строевую записку?
Он протянул Матвееву бумагу.
Матвеев сказал:
- А как же, товарищ капитан? Арестованными ведь никто же не записан.
- Значит, в строевую? - спросил весело капитан.
- Товарищ капитан, - сказал Матвеев, - как хотите, только я этим писарством больше заниматься не могу. Во-первых, ребята смеются.
- А, во-вторых?
- Что же... во-вторых, воевать хочу. Козин, знаете, какой он грубый, говорит: у тебя даже морда в чернилах, и зовет меня «ведомость». «Ведомость, дай закурить». Разве это мыслимо терпеть? Я - рабочий Донбасса, за что вы меня обрекли?
- Ладно, товарищ Матвеев. Идите, учту вашу просьбу.
- Спасибо, товарищ капитан.
Снежные хлопья влажного снега легко и быстро падали на землю. Матвеев медленно пошел к блиндажу. Вчера еще в этом блиндаже были немцы. Повар ошпарил несколькими ведрами кипятка нары, и народ расположился отдыхать у маленькой железной печурки.
- Что, ведомость, - спросил Манычев, московский парикмахер, пришедший на войну добровольцем, - хорошо тебе будет здесь канцелярию разводить? Тепло, светло. Так сто лет воевать можно.
- Только здоровее станет, - сказал малорослый, плечистый автоматчик Чураев. Он считался самым дорогим человеком в полку - прекрасный стрелок, с неутолимой жаждой мести, быстрый и страшный для врага.
- Кончилась моя канцелярия, - сказал Матвеев, - только что кончилась.
- Уволили? - спросил Медников.
- Нет, не уволили, а сам достиг личной просьбой к капитану, - резко ответил Матвеев и сказал Манычеву: - Слышь, Манычев, ты бы меня побрил, ей-богу, сколько дней тебя прошу.
- Ладно, садись, - сказал Манычев, - с удовольствием и с горячим компрессом, всю программу.
Матвеев удивился. Манычев не любил брить товарищей. «Я не парикмахер, - говорил он обычно, - а пулеметчик. Кончилось мое парикмахерство». После того, как он сбил двух моторного «Юнкерса», его совсем нельзя было упросить побрить. «Совсем забурел», - говорили бойцы.
Теперь Матвеева удивила готовность Манычева, и когда Манычев строго спросил: «Не беспокоит?», Матвеев ухмыльнулся и сказал:
- Ну, да, беспокоит! Меня теперь бомбежка пятисотными не беспокоит! Ты скажи, Манычев, за что это ты меня брить стал?
- Совесть заговорила, - об’яснил Манычев. - Когда вызвали тебя, тут мы спорили: хочешь ты писарем быть или нет. Вот я и кричал: «Хочет, хочет».
И он достал из мешка заветную бутылку одеколона.
- Эх, ты, - сказал Матвеев, - не знал моей души боевой.
- Ох, ребята, - сказал Козин, - что-то я устал. Я в шахте по две смены работал - и ничего. Денек бы здесь отдохнуть - вот ладно.
- Чего удивляться? 130 километров немцев с боем прогнали.
- От одного счета устать можно, - важно сказал старшина и обернулся к прославленному автоматчику. - Слышь, Чураев, сколько ты немцев уложил?
- Сколько надо, столько уложил, - недовольно сказал Чураев. А Козин об’яснил старшине:
- Вы с ним по этому не говорите, он не любит. В нем такая злоба на немцев, что он не говорит, молчит только.
- У всех у нас злоба, у всей армии, у всего народа, - обиженно сказал старшина, - не у него одного. - И он принялся считать: - У майора нашего двое детей под бомбежку в Бресте попали. У меня отца замучили. Пришел человек из окружения, сам видел, как немцы старика прикладами забили.
- У меня в Москве комнату в 18 метров гады разбомбили, - сказал Манычев.
- А у меня, думаете, нет на них обиды? - сказал Матвеев. - В Донбассе как жили мы, вспомнить дорого. День и ночь про семейство думаю... Я свою жену, товарищи, люблю очень, - вдруг сказал он и засмеялся. - Ей богу! Мы ведь с ней еще в семилетку ходили, а поженились и так-то хорошо жили, даже смеялись над нами. Я и не думал, как это с ней разлучиться, а теперь вот пошла сестрой в госпиталь, и нет известия. Скучно мне по ней. Так скучно, вы даже не представляете.
- Ну, вот, - сказал старшина, - ни один Чураев немцу долги платит.
В это время вошел в блиндаж лейтенант Озерков. Все вскочили.
- Ну, как, ребята, греетесь?- спросил он. - Грейтесь! Видно, простоим здесь два дня. Приказ получил.
Лейтенант весело смотрел на Матвеева и сказал:
- Придется танцовать вам, товарищ Матвеев.
- Письмо мне, товарищ лейтенант?
- Получше письма, записочка.
Матвеев взглянул на записочку, и его точно ожгло - писала жена. Она работала в полевом госпитале, который переезжал сейчас с одного участка фронта на другой и на завтрашний день оставался в 15 километрах от деревни, где стоял полк. В разговоре с раненым она случайно узнала, что муж ее здесь.
- Товарищ лейтенант, - сказал Матвеев таким голосом, что все невольно посмотрели на него. - Штука-то какая, жена моя здесь, за два часа дойти можно.
Лейтенант смотрел на него. Все молчали.
- Что-ж, - сказал лейтенант, - выпала вам удача с женой повидаться. Ваше счастье. Завтра с утра отправляйтесь, а вечером обратно.
Лейтенант позвал старшину и ушел. Все зашумели.
- Ну, привалило тебе счастье, - сказал Медников.
- Не зря тебя побрил мастер с одеколончиком, придешь к жинке в полном бритом виде, - сказал Козин.
Матвеев смеялся, мотал головой, снова смеялся, разводил руками.
...Ночью Матвеева разбудили. В полутьме стоял боец, засыпанный снегом. Снег, покрывавший его шинель, казался розовым в свете полыхавших в печке углей.
- Утро уже? - испуганно спросил Матвеев и вскочил на ноги.
- Какое утро? - осипшим голосом сказал боец. - Второй час только, вызывает комбат бойцов Матвеева и Чураева. Быстро собирайтесь.
Капитан сидел над картой.
- А, товарищ, Матвеев, - сказал он, подняв голову. - Я удовлетворил вашу просьбу. Сейчас отправитесь с отрядом в тыл к отступающему врагу.
Но тут капитану, должно быть, что-то показалось странным в лице бойца: - Хотите сказать что-нибудь? - спросил он.
Мгновение Матвеев колебался. Лицо жены мелькнуло перед ним, как живое.
- Спасибо за высокую честь, товарищ капитан, - сказал Матвеев.
А через час отряд вышел по ночной дороге. Они вошли в деревню, несколько часов назад зажженную немцами. Развалины хат дымились. Горько пахло серым дымом, горячей глиной.
Матвеев шагал быстро, дыша полной грудью.
- Что, Матвеев, - насмешливо спросил Чураев, - жалеешь, что в строй сам напросился? Теперь бы к жене шагал!
Матвеев не ответил, а когда они вышли под вечер на пригорок, он вдруг сказал:
- Нет, брат, не жалею, - и добавил, - шагай, шагай быстрей! // Василий Гроссман. ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ.
************************************************************************************************************
Пощады нет!
Растет, шумит тот вихрь народной славы.
Что славные под'емлет имена.
Таким он был в свинцовый час Полтавы
И в раскаленный день Бородина.
Все тот же он под Тулой и Москвою,
Под Ленинградом, в сумрачных лесах.
Бойцы идут. У них над головою
Родные звезды в снежных небесах.
Нет, рано враг торжествовал победу, -
И сквозь пожаров дымные рога
Бойцы идут по вражескому следу.
Врезая шаг в скрипучие снега.
А враг бежит, смятенный и голодный,
Кляня судьбу проклятую свою.
А в завершенье веры всенародной
Слова вождя исполнились в бою!
Бойцы идут среди родимых пашен
Победным шагом, грозны и сильны,
И их народ зовет: гвардейцы наши,
Любимые, суровые сыны.
Вы к нам пришли, чтоб нас освободили,
Сожгли врага в железных битв огне...
Кровавей нет и нет прекрасней были.
И нет святее правды наших дней!
Идут бойцы, их губы крепко сжаты.
Лежит на Запад огненный поход,
Их движет месть - безжалостный вожатый
И вражьих дел великий счет ведет!
Пускай смертельным будет каждый выстрел.
Пощады нет - и все стоят на том -
Пусть враг гниет в осенних палых листьях,
Пускай лежит с набитым снегом ртом!
Пощады нет, и, мстя, мы твердо знаем -
Она пройдет - смертельная пурга,
Последний залп над Рейном и Дунаем
Сразит на смерть последнего врага.
Николай ТИХОНОВ. ЛЕНИНГРАД. (По телефону).
__________________________________________
М.Шолохов: Военнопленные* ("Правда", СССР)**
С.Иванов: Пленные декабря 1941* ("Красная звезда", СССР)
А.Сурков: Гитлеровские разрушители культуры* ("Правда", СССР)
С.Тюльпанов: Парашютная дивизия в... окопах* ("Красная звезда", СССР)
В.Ставский: Вот они какие - немецкие грабители и убийцы* ("Правда", СССР)
В.Гроссман: Проклятые и осмеянные || «Красная звезда» №304, 26 декабря 1941 года
Газета «Красная Звезда» №309 (5064), 31 декабря 1941 года