Городок
Е.Габрилович || « Красная звезда» №302, 24 декабря 1941 года
23 декабря наши войска заняли ряд населенных пунктов и в числе их крупный железнодорожный узел Горбачево и города Черепеть, Одоево.
Сильнее натиск, крепче удар по врагу!
# Все статьи за 24 декабря 1941 года.
Мы ехали по шоссе среди деревьев, на которых дрожали последние листья, - дело было осенью. Из-за поворота показался первый сожженный дом, за ним другой, третий… Мы в’ехали в городок, сгоревший дотла. Черные трубы высились над землей среди груды обломков. Дома выгорели изнутри, но их кирпичные коробки сохранились. На стенах попрежнему висели таблички с названиями улиц, красовались вывески: булочная, детский сад, сберегательная касса… Но не было уже ни булочной, ни детского сада, ни сберегательной кассы. В кирпичных коробках между провалившихся этажей виднелись железные балки, согнутые пламенем, кровати, скрученные огнем, обломки вещей среди обломков штукатурки.
Накануне этот небольшой городок Тульской области сожгли немецкие самолеты. Здесь не было ни укреплений, ни военных складов, ни бензохранилищ. Это был крохотный мирный городок среди лесов, трудолюбивый и тихий, с двумя кинематографами, широкой рыночной площадью, парком на берегу спокойной прозрачной реки и недавно открытым универмагом на главной улице, которым городок очень гордился.
Теперь все это сгорело - и кинематографы, и парк, и универсальный магазин. Погорельцы ходили среди дымившихся развалин, грузя на телеги уцелевшие вещи.
Возле одного дома стояла толпа. Мы подошли.
- Что здесь?
- Женщина погоревшая, - откликнулись из толпы, - сынка ищет.
Мы протиснулись вперед. Среди груды обломков, которые еще вчера были жильем, сидела на корточках женщина. Ногтями она разрывала горячую землю.
- Васенька, Васенька! - бормотала она.
Волосы ее растрепались, глаза блуждали, взор казался диким и странным.
- Сынок у нее сгорел, - пояснял кто-то из толпы, - вот она его и ищет по всему городу… Все роет, роет…
Женщина рыла, торопясь, бормоча. Иногда она, видимо, обжигала пальцы о горячую золу, боль ожога проникала в ее помутившееся сознание. Тогда она переставала рыть и долго, обводя толпу жалобным взглядом, дула на пальцы. Затем опять принималась за рытье. Опять обжигалась. Опять дула на пальцы. Снова работала…
- Ох, жарко, жарко, - бормотала она, - ох, жарко тебе, сыночек, ох, жарко твоей головке…
Какой-то старик отделился от толпы, подошел к женщине, поднял ее за руки.
- Идем, дочка! - сказал он ей. - Идем, успокойся.
И вдруг закричал, грозя маленьким кулачком прозрачным облакам, где вчера плавали нацистские самолеты:
- Проклятые!.. Не забудем мы этого вам! Отплатим за все… Только б дожить мне до этого часа, посмотреть - полюбоваться!..
Дня через три немцы заняли городок. Но прошло два месяца, и час настал. Красная Армия сломала хребет немецкой своре. Немцы удрали из городка. Снег устилает пожарища. Войдя в городок, немцы разместили свой гарнизон в уцелевших от пожара нескольких домах. Жителей выгнали на мороз.
Волнуясь, спеша, жители городка показывают нам норы, где им пришлось жить… В пепле и обломках сгоревших домов выковыряны руками и ножами (лопат немцы не давали) ямы, устланные истлевшими одеялами. В этих ямах, прикрытых рваной одеждой, ютилось население города - советские люди. Немцы не оставляли их и здесь в покое. Солдаты и офицеры аккуратно посещали этот поселок ям, отнимая у его жителей все, что попадалось под руку, - остатки картошки, валенки, брюки, белье. Мочились в кастрюли, где варилась пища, гадили в ямы, где жили люди. Расстреливали, насильничали. Поймали однажды пятилетнего мальчугана, раздели, измазали глиной с ног до головы и голого, в одних чулочках, под хохот и свист, пустили по морозной улице.
Они считали себя безнаказанными. Они полагали себя хозяевами этого города, этих людей, этой земли. Просчитались! Они не знали ни этих людей, ни этой земли.
Час расплаты настал! Ликуя, жители ходят по своему городку, заваленному немецкими трупами. Трупов множество, они всюду - с размозженными головами, с пробитыми спинами, с проломленными грудными клетками. Это работа снарядов, мин, пуль Красной Армии.
Однако поработали не только красноармейцы, но и население городка. В момент, когда началось отступление немцев, заговорили ямы, куда немцы упрятали советских людей. Дело было темным вечером. Раздались выстрелы из охотничьих ружей, припрятанных некоторыми жителями под снегом. Немецкий ефрейтор был убит зарядом дроби - жители с гордостью показывают его труп. Солдаты, пытавшиеся приблизиться к остову сгоревшего дома, откуда раздался выстрел, были встречены новыми выстрелами.
Когда колонна немецких автомашин, отходя, продвигалась по улице, в нее с обуглившихся стропил полетели пудовые камни. Ведром кипятка был облит со стропил фашистский лейтенант. Ефрейтору, бросившемуся ему на помощь, выплеснули на голову кипящий чайник. Еще один офицер был убит в темноте ударом ножа в спину в тот момент, когда торопился к машине, готовясь удрать.
- Мы били их, где только могли, - возбужденно рассказывает один из жителей городка, пожилой человек с седой бородкой, в рваной овчине. - Я бухгалтер, ни разу в жизни не воевал, но и я стоял наготове с чайником кипятку и выплеснул его в уходивший немецкий автомобиль.
Среди множества писанины, кинутой немцами при отступлении, привлекают внимание два документа.
Первый - листовка, обращенная к немецким солдатам, датированная октябрем:
«Солдаты! Перед вами Москва. За два года войны все столицы континента склонились перед вами, вы прошагали по улицам лучших городов. Вам осталась Москва. Заставьте ее склониться, покажите ей силу вашего оружия, пройдите по ее площадям. Москва - это конец войны. Москва - это отдых. Вперед!»
Второй - письмо солдата 82-го пехотного полка Адольфа Фортгеймера, датированное декабрем:
«Дорогая жена! Тут ад. Русские не хотят уходить из Москвы. Они начали наступать. Каждый час приносит вести о новых и новых убитых. Холодно так, что стынет душа. Вечером нельзя выйти на улицу - убьют. Умоляю тебя - перестань писать мне о шелке и резиновых ботиках, которые я должен тебе привезти из Москвы. Пойми - я погибаю, я умру, я это чувствую»…
Разгорается пламя истребительной войны! Заговорил пепел сожженных домов. Десятки городов, подобных городку близ Тулы, о котором мы рассказали, встанут на пути отступающего врага. За каждым углом ждет немцев пуля и нож людей, над которыми они издевались.
Смерть! С этим словом двигалась в поход немчура. Ее натаскали на кровь. Она понимает только голос пушек и пулеметов.
С ней один разговор - тем же голосом: смерть! Враг скоро узнает смысл этого разговора. Каждый город, каждый клочок земли, захваченный немцами, каждый дом устроит им кровавые проводы.
Этого требуют разрушенные жилища, вытоптанные поля. Об этом взывают слезы женщин, искавших трупы своих детей под горячей золой сожженных домов. // Е.Габрилович.
Газета «Красная Звезда» №302 (5057), 24 декабря 1941 года