Бродский.
Августовские любовники,
августовские любовники проходят с цветами,
невидимые зовы парадных их влекут,
августовские любовники в красных рубашках с полуоткрытыми ртами
мелькают на перекрестках, исчезают в переулках,
по площади бегут.
Августовские любовники
в вечернем воздухе чертят
красно-белые линии рубашек, своих цветов,
распахнутые окна между черными парадными светят,
и они все идут, все бегут на какой-то зов.
Вот и вечер жизни, вот и вечер идет сквозь город,
вот он красит деревья, зажигает лампу, лакирует авто,
в узеньких переулках торопливо звонят соборы,
возвращайся назад, выходи на балкон, накинь пальто.
Видишь, августовские любовники пробегают внизу с цветами,
голубые струи реклам бесконечно стекают с крыш,
вот ты смотришь вниз, никогда не меняйся местами,
никогда ни с кем, это ты себе говоришь.
Вот цветы и цветы, и квартиры с новой любовью,
с юной плотью входящей, всходящей на новый круг,
отдавая себя с новым криком и с новой кровью,
отдавая себя, выпуская цветы из рук.
Новый вечер шумит, что никто не вернется, над новой жизнью,
что никто не пройдет под балконом твоим к тебе,
и не станет к тебе, и не станет, не станет ближе
чем к самим себе, чем к своим цветам, чем к самим себе.
Люблю его. Я люблю не сильно вчитываться в эти строчки, бежать глазами не проговаривая, захлебываясь образами...Тогда обязательно всплывет что-то свое, что-то переделаешь на свой лад, увидишь больше, чем написано. Задребезжат летние площади и солнце засветит в лицо, потекут улицы, дома, горячие ладони сцепить и перебегать перекрестки....О, эти вечерние раскаленные города, когда усталость дня тихо расползается по улицам, солнце прощается со своей яростью и течет теплым умиротворением, неслыханный кайф... этот теплый летний асфальт, прижатся к нему кожей, загорелой, поцарапанной....глаза закрыть. Отдаться усталости дня. И только лучи солнца, последние, как ножом отсекают карнизы, углы крыш, тратуары... Кто согласен целоваться со мной в парадной раскаленного города N?