УРОК ПРОЦЕССА ПО ДЕЛУ В.КАРАУЛОВОЙ
Борьба с терроризмом целиком находится в руках словников, которые в силу своей профессии видят лишь одно средство воздействия на социальную реальность: силу. Правда, в этой борьбе участвуют еще политики и эксперты в штатском, которые видят мир схожим образом. В итоге почти никто из имеющих власть не ставит вопрос: почему на место убитого боевика приходят новые? При таком подходе борьба с терроризмом очень напоминает борьбу с борщевиком, которая давно превратилась в ежегодный ритуал.
Дело Варвары Карауловой показательный пример парадоксального механизма борьбы с терроризмом, который работает на его воспроизводство. Девчонку вернули в Россию под флагом ее спасения. В итоге она год просидела в СИЗО и получила реальный срок в 4,5 года не за преступление, а только за предполагаемое и никем не доказанное намерение. Этот процесс стал показательным для тех, кто уже связался с исламским экстремизмом: путь назад отрезан! Если за намерение присоседиться дали такой срок, то что же ожидает тех, кто уже присоединился, но задумывается о пути назад? Вывод лежит на поверхности: идти дальше до последнего патрона. Но именно это и пытаются внушить своим бойцам лидеры террористических организаций. Суд дал им веские аргументы. И если следовать древнеримской логике поиска преступника через вопрос «Кому это выгодно?», то вполне логично встает вопрос о том, на кого работал военный суд, вынесший такой приговор? Думаю, что на кого и на что угодно, но только не на стабильность России.
Сама Варвара Караулова сразу после оглашения приговора заявила, что "приговор ей понятен". "Это был показательный процесс", - цитирует бывшую студентку МГУ "МК".
Показательность была единственной функцией процесса. Однако он показал совсем не то, на что надеялся, и внес вклад в радикализацию общества.
««Ее посадили за то, что она не любовь испытала, а симпатию. Вот, за симпатию 4,5 года. Это, честно говоря, сталинские палачи просто рыдали бы от зависти, понимаете, при этой прокуратуре и при этом обвинительном заключении», - сказал журналист Шевченко в эфире «Эха Москвы».
Отец Варвары, ставший инициатором борьбы за ее возвращение в Россию, прокомментировал решение суда так:
- Это не просто неожиданность, это абсурд!
По его мнению, Варвара должна была проходить по делу как свидетель и получить иммунитет. Надеясь на такой исход, Павел, как он сам утверждает, всячески сотрудничал со следствием и уговаривал Варю поступать так же. Теперь мужчина жалеет о своём решении (Life.22.12.2016).
Приложение: Последнее слова В.Карауловой
Первым делом я бы хотела сказать, что я не террористка. <…> «Я прекрасно это понимаю - осознала это уже после того, как нас остановили на границе, когда <…> оказалась в миграционном центре - все это было большой ошибкой и поэтому я вернулась домой, сама вернулась домой. Даже несмотря на то, что я год провела в СИЗО, все равно рада, что обстоятельства сложились именно так. По крайней мере, я жива-здорова, и у меня в любом случае есть будущее. Я бы, конечно, хотела поблагодарить своих родителей и спецслужбы, и Бога, и судьбу, и я даже не знаю, <…>, что все сложилось именно так, даже больше, чем поблагодарить.
Я действительно понимаю, насколько я виновата, ну просто не перед законом, а перед родителями, перед <…>, перед самой собой.
Я понимаю, что родители меня простили, потому что они меня любят, какой бы я не была. <…>. Я не знаю сколько раз мне нужно будет извиниться, и что мне надо сделать, чтобы <…> прошло. Все это было ошибкой, глупейшим необдуманным детским поступком, побегом из дома, который обычно у всех происходит лет в семнадцать, четырнадцать, а у меня вот так вот - в девятнадцать.
Видимо я всю жизнь была слишком отличницей, слишком правильной, меня просто видимо прорвало на какой-то подростковый такой бунт. Сейчас я пытаюсь все это воспринимать просто как опыт, чтобы не совсем себя «кидать» что ли, не знаю. Опыт такой мне много дал, я успела многое переосмыслить, такого опыта я никому не пожелаю. Как мне однажды сказали, обычно люди слишком поздно понимают, насколько они любят своих родителей. Я поняла это достаточно рано, это правда. Вдруг меня сейчас кто-то услышит, кто-то задумается. Это я так, не в тему.
На самом деле я сейчас удивляюсь, что в мае 2015 мои проблемы мне казались настолько тупиковыми, я была настолько беспросветной и пустой, что мне не пришло в голову, что можно так сломать себе жизнь.
Ну я к тому, что в августе какая-то моя депрессия была настолько для меня жуткой и одиночество - таким непроходимым. Лечение от всего этого я искала не в родных, а в абсолютно чужом для меня человеке, который мне врал на протяжении трех лет, который откровенно меня унижал.
Мягко говоря, человек не самый достойный. Я хочу отдельно подчеркнуть, что все это общение, было не как с участником какой-то организации, а как с человеком которого я любила. Эта организация была для меня чем-то второстепенным и незначимым, хотя действительно я думаю, надо было относиться серьезнее и смотреть правде в глаза. Я абсолютно согласна, что любовь эта была абсолютно банальной и неадекватной. Я понимала это уже тогда, уже летом, что с этим надо как-то справляться, с этим надо бороться. <…>
В сентябре я поняла, что с этим надо бороться, сама бы я не справилась, поэтому обратилась к своим родителям. Мы обсуждали разные варианты, мы решили все мои средства убрать в сейф, это мне помогло. Сейф для меня стал искусственным барьером для общения, он снял у меня гирю с шеи, которая душила меня последние два года точно».
Дело Варвары Карауловой показательный пример парадоксального механизма борьбы с терроризмом, который работает на его воспроизводство. Девчонку вернули в Россию под флагом ее спасения. В итоге она год просидела в СИЗО и получила реальный срок в 4,5 года не за преступление, а только за предполагаемое и никем не доказанное намерение. Этот процесс стал показательным для тех, кто уже связался с исламским экстремизмом: путь назад отрезан! Если за намерение присоседиться дали такой срок, то что же ожидает тех, кто уже присоединился, но задумывается о пути назад? Вывод лежит на поверхности: идти дальше до последнего патрона. Но именно это и пытаются внушить своим бойцам лидеры террористических организаций. Суд дал им веские аргументы. И если следовать древнеримской логике поиска преступника через вопрос «Кому это выгодно?», то вполне логично встает вопрос о том, на кого работал военный суд, вынесший такой приговор? Думаю, что на кого и на что угодно, но только не на стабильность России.
Сама Варвара Караулова сразу после оглашения приговора заявила, что "приговор ей понятен". "Это был показательный процесс", - цитирует бывшую студентку МГУ "МК".
Показательность была единственной функцией процесса. Однако он показал совсем не то, на что надеялся, и внес вклад в радикализацию общества.
««Ее посадили за то, что она не любовь испытала, а симпатию. Вот, за симпатию 4,5 года. Это, честно говоря, сталинские палачи просто рыдали бы от зависти, понимаете, при этой прокуратуре и при этом обвинительном заключении», - сказал журналист Шевченко в эфире «Эха Москвы».
Отец Варвары, ставший инициатором борьбы за ее возвращение в Россию, прокомментировал решение суда так:
- Это не просто неожиданность, это абсурд!
По его мнению, Варвара должна была проходить по делу как свидетель и получить иммунитет. Надеясь на такой исход, Павел, как он сам утверждает, всячески сотрудничал со следствием и уговаривал Варю поступать так же. Теперь мужчина жалеет о своём решении (Life.22.12.2016).
Приложение: Последнее слова В.Карауловой
Первым делом я бы хотела сказать, что я не террористка. <…> «Я прекрасно это понимаю - осознала это уже после того, как нас остановили на границе, когда <…> оказалась в миграционном центре - все это было большой ошибкой и поэтому я вернулась домой, сама вернулась домой. Даже несмотря на то, что я год провела в СИЗО, все равно рада, что обстоятельства сложились именно так. По крайней мере, я жива-здорова, и у меня в любом случае есть будущее. Я бы, конечно, хотела поблагодарить своих родителей и спецслужбы, и Бога, и судьбу, и я даже не знаю, <…>, что все сложилось именно так, даже больше, чем поблагодарить.
Я действительно понимаю, насколько я виновата, ну просто не перед законом, а перед родителями, перед <…>, перед самой собой.
Я понимаю, что родители меня простили, потому что они меня любят, какой бы я не была. <…>. Я не знаю сколько раз мне нужно будет извиниться, и что мне надо сделать, чтобы <…> прошло. Все это было ошибкой, глупейшим необдуманным детским поступком, побегом из дома, который обычно у всех происходит лет в семнадцать, четырнадцать, а у меня вот так вот - в девятнадцать.
Видимо я всю жизнь была слишком отличницей, слишком правильной, меня просто видимо прорвало на какой-то подростковый такой бунт. Сейчас я пытаюсь все это воспринимать просто как опыт, чтобы не совсем себя «кидать» что ли, не знаю. Опыт такой мне много дал, я успела многое переосмыслить, такого опыта я никому не пожелаю. Как мне однажды сказали, обычно люди слишком поздно понимают, насколько они любят своих родителей. Я поняла это достаточно рано, это правда. Вдруг меня сейчас кто-то услышит, кто-то задумается. Это я так, не в тему.
На самом деле я сейчас удивляюсь, что в мае 2015 мои проблемы мне казались настолько тупиковыми, я была настолько беспросветной и пустой, что мне не пришло в голову, что можно так сломать себе жизнь.
Ну я к тому, что в августе какая-то моя депрессия была настолько для меня жуткой и одиночество - таким непроходимым. Лечение от всего этого я искала не в родных, а в абсолютно чужом для меня человеке, который мне врал на протяжении трех лет, который откровенно меня унижал.
Мягко говоря, человек не самый достойный. Я хочу отдельно подчеркнуть, что все это общение, было не как с участником какой-то организации, а как с человеком которого я любила. Эта организация была для меня чем-то второстепенным и незначимым, хотя действительно я думаю, надо было относиться серьезнее и смотреть правде в глаза. Я абсолютно согласна, что любовь эта была абсолютно банальной и неадекватной. Я понимала это уже тогда, уже летом, что с этим надо как-то справляться, с этим надо бороться. <…>
В сентябре я поняла, что с этим надо бороться, сама бы я не справилась, поэтому обратилась к своим родителям. Мы обсуждали разные варианты, мы решили все мои средства убрать в сейф, это мне помогло. Сейф для меня стал искусственным барьером для общения, он снял у меня гирю с шеи, которая душила меня последние два года точно».